С тех пор как Ребека Буэндиа узнала, что Аурелиано должны
расстрелять, она каждый день поднималась в три часа утра. Сидя
в темноте спальни на кровати, содрогавшейся от храпа Хосе
Аркадио, она следила в щель приоткрытого окна за кладбищенской
стеной. Она ждала всю неделю с тем тайным упорством, с каким в
свое время ждала писем от Пьетро Креспи. "Здесь они его не
станут расстреливать, -- говорил ей Хосе Аркадио. -- Его
расстреляют поздней ночью в казарме, чтобы не узнали, кто
стрелял, и закопают там же". Ребека продолжала ждать. "Такие
бесстыжие гады расстреляют его здесь", -- отвечала она. И была
настолько уверена в этом, что даже обдумала, как ей приоткрыть
дверь, чтобы помахать смертнику рукой на прощание. "Да не
поведут его по улице под охраной только шести запуганных
солдат, -- настаивал Хосе Аркадио. -- Они ведь знают, что народ
готов на все". Глухая к доводам мужа, Ребека продолжала
сторожить у окна.
-- Вот увидишь, какие они бесстыжие гады, -- твердила
она.
Во вторник, в пять часов утра, когда Хосе Аркадио кончил
пить кофе и спустил собак, Ребека вдруг закрыла окно и
схватилась за спинку кровати, чтобы не упасть. "Ведут, --
выдохнула она. -- Какой он красивый". Хосе Аркадио поглядел в
окно и, охваченный внезапной дрожью, увидел в бледном свете
занимающейся зари брата, на нем были брюки, которые в юности
носил Хосе Аркадио. Он уже стоял возле стены, стоял
подбоченившись, горящие нарывы под мышками мешали ему опустить
руки. "Столько маяться, -- бормотал полковник Аурелиано
Буэндиа. -- Столько мучиться, и все для того, чтобы шесть
ублюдков убили тебя, и ты ничего не можешь поделать". Он все
повторял и повторял эти слова, а капитан Роке Мясник, приняв
его ярость за пыл благочестия, решил, что он молится, и был
тронут. Когда солдаты подняли винтовки, ярость полковника
Аурелиано Буэндиа материализовалась в какую-то липкую и горькую
субстанцию, от которой у него омертвел язык и закрылись глаза.
Алюминиевый блеск рассвета вдруг исчез, и он снова увидел себя
ребенком в коротких штанишках и с бантом на шее, увидел, как
отец вводит его ясным вечером в цыганский шатер, увидел лед.
Когда раздался крик, полковник Аурелиано Буэндиа решил, что это
последняя команда солдатам. С лихорадочным любопытством он
открыл глаза, ожидая, что взгляд его встретит нисходящие
траектории пуль, он обнаружил только капитана Роке Мясника,
который стоял, подняв руки вверх, и Хосе Аркадио, перебегающего
улицу со своим страшным, готовым выстрелить охотничьим ружьем.
-- Не стреляйте, -- сказал капитан, обращаясь к Хосе
Аркадио. -- Вы ниспосланы мне Божественным Провидением.
И тут началась еще одна война.