serebryakovaa (
serebryakovaa) wrote2011-02-05 08:45 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
«Железная рука» (новая версия, дополненная)
Вместо предисловия.
Это старый рассказ.
Он был опубликован 22 сентября 2009 года – в первый месяц моей жизни здесь в жж.
Мало кто его видел и читал. По совету моей дорогой
tamara_borisova повторно вывешиваю его после небольшого редактирования (в нем объединены сразу два «лоскутка» по одной теме).
Мы родились в одном городке в Тверской области в 1971 году.
Мы жили на одной улице, в одном доме, я в квартире 21, а Лариса Королецкая – напротив, в квартире 23. Мы никогда не были подругами.
Во дворе Лариска была заводила, знала правила всех дворовых игр или же на ходу придумывала новые. Лариска лучше всех играла в классики, быстрее всех завершала кон, а потом яростно дразнила соперниц: «Скилы долго не живут, поиграют и умрут!».
Я не могла продвинуться дальше 3 клетки.
Лариска знала сотни дразнилок и прибауток, она гордо нам рассказала, как исчерпав запасы брани, ее вечно поддатые родители советуются с ней:
-Доча, че мне еще мамке сказать, чтоб не вякала? – спрашивал Ларискин папа.
-Скажи мамке так: «Макака-голопука из зарослей бамбука!» - авторитетно советовала Лариска.
Я осваивала этюды Черни и жевала арпеджио. Лариска вершила судьбы своих вассалов во дворе. Я корпела над прописями, стирая непослушные пальцы, стараясь удержать верткую скользкую ручку. Лариска объявляла набег на школьный сад.
Лариска приносила во двор неведомо откуда новые считалки. С ее подачи стало модным считаться кулачками: «Туки-туки-точки, ехал черт на бочке. Белка в тележке там грызла орешки...» - и время считалки увеличивалось вдвое. Или еще нужно было подставлять указательные пальцы в ее раскрытую ладонь: "Тай-тай, налетай, кто не хочет - не играй!... (почему-то середину я не помню) Папа, мама, жаба, крот… Не разевай, ворона, рот!" - и тут она сжимала ладонь и пыталась схватить кого-нибудь за палец. Пойманный водил.
Я старалась запомнить все Ларискины считалки. Мне так хотелось хоть раз самой всех посчитать. Но тут главное было – во время громко выкрикнуть: «Чур, считать буду я!». Лариска всегда умудрялась выкрикнуть это первой. Когда кому-то все же удалось ее опередить, Лариска твердо возразила: "Я - железный человек, я считаю целый век!" – и с той минуты эти слова стали заветными. Однажды мне удалось самой первой выкрикнуть волшебные слова, но Лариска невозмутимо возразила: "Я - железная рука. Я считаю все века!"
Во дворе последнее слово всегда было за ней. Ребята ей верили. В школе Лариска молчала на задней парте.
Мы учились в одном классе. Хотя по списку в классном журнале между нами было 9 человек, наши фамилии всегда называли вместе:
-Посмотрите на Серебрякову и Королецкую! Советские дети не пишут левой рукой! Вам должно быть стыдно! – звенел над классом ехидный голос.
Я бледнела на второй парте. Лариска багровела на последней.
Так было с самого первого дня в школе. Я решила любой ценой научиться писать правой рукой. Родители пытались меня переубедить, но я упрямо выводила ненавистные крючочки и палочки. Получалось жутко: мои прописи были самыми грязными в школе, мне ставили двойки, писали замечания, а однажды я принесла домой кол. Это был единственный кол в нашем классе.
Лариска быстро научилась писать красивым почерком. Буковки были аккуратные пузатенькие. На придирки учителей Лариска не отвечала, продолжала писать левой рукой, лишь густо краснела и поправляла челку – у нее был такой характерный жест.
В третьем классе мы начали ездить на картошку. Норма была 60 ведер за смену с человека, точнее с одного школьника 9 лет (!). Нужно было тщательно собирать картошку со своей борозды и относить ее к трактору, где мальчики высыпали наши ведра в прицеп. И мое, и Ларискино ведро оказалось меньшего объема, чем требовалось. Мои родители соорудили мне ведро из здоровенной жестяной банки из-под импортной краски. У Лариски было новенькое яркое пластиковое ведерко, экспроприированное ее родителями на родном заводе пластмасс.
И наши фамилии снова звучали вместе: «Посмотрите на Серебрякову и Королецкую! Им нужно собирать не 60 ведер, а 120, чтобы уборку не саботировали!».
(в скобках замечу: В нашем классе училась дочка крупного начальника. После пары поездок на картошку у нее обнаружилась редкая по тем временам болезнь – аллергия, и не простая, а «аллергия на землю». Девочку поспешно перевели «на практику» в библиотеку.)
В седьмом классе, когда нам стали устраивать первые вечера танцев – «огоньки», как это тогда называлось, Лариска попросила у меня джинсы на вечер. Я не могла ей отказать. Сама я пошла на вечер в сарафане и блузке (наглухо застегнутая, уж скромнее некуда), и в крупных пластиковых клипсах. И снова наши фамилии звучали вместе: «Королецкая пришла в чужих джинсах! (Вот ведь стукачи, даже знали, что у нас в шкафах висело!) А Серебрякова разоделась, как цыганка! Позор!» - так на родительском собрании классная дама описала наш триумфальный «выход в свет».
Потом моя семья переехала на крайний север. Я не видела своих одноклассников много лет.
И вот однажды, в конце 90-х, на вокзале родного города, я увидела тетку лет пятидесяти, с одутловатым испитым лицом, с заплывшими щелками глаз. Она сидела в зале ожидания у противоположной стены, лицом ко мне, и куталась в мешковатую куртку. Что-то в ее облике мне показалось знакомым, и я невольно рассматривала ее снова и снова. Тетка считала мелочь, что-то самой себе бубнила под нос. Трубы горели, а привокзальный буфет был закрыт. И когда объявили прибытие Ржевского поезда, тетка встрепенулась и поправила волосы знакомым жестом.
Это была она – Лариска «Железная рука».
P.S.: Я все-таки научилась писать правой рукой. Иногда даже получалось аккуратно. Пальцы болели и стирались, но я писала, как все советские дети. А вечерами я с наслаждением рисовала левой рукой бесчисленные варианты бала Золушки. Я все делала (и делаю) левой рукой, только писала и вязала на спицах, как правша.
В 5-м классе я повредила правую руку, но, несмотря на повязку, классная дама велела мне писать контрольную по математике. Тут-то и выяснилось, что я умею писать левой рукой, причем, точно таким же почерком, что и правой. С одной лишь оговоркой: буковки у меня получались гладенькие, ровненькие, с идеальным наклоном. Хотя все годы в школе я старалась авторучку вообще не брать левой рукой, и не единой черточки не написала запретным способом ни в прописи, ни в тетради.
Когда с правой руки сняли жесткую повязку, я продолжила эксперименты, и оказалось, что я могу писать двумя руками одновременно одну и ту же фразу или формулу.
Прочтя где-то о шифре Леонардо да Винчи, я попыталась, как и он, писать буквы справа налево в зеркальном отображении, так, чтобы текст можно было прочесть лишь перед зеркалом. У Алисы «В Зазеркалье» таким способом был написан «Бармаглот». Оказалось, я умею так писать. Не знаю, как это выходит, пишу и все.
После школы, техникума и двух институтов почерк моей правой руки стал размашистым, невнятным и утратил былую детскую округлость. Два года назад, занимаясь с сыном, я обнаружила, что разучилась рисовать левой рукой. Но пару строк написать я могу хоть сейчас: слева направо, или зеркально – справа налево, аккуратным детским почерком, бережно законсервированным где-то в кладовых подсознания со времен 5-го класса.
Это старый рассказ.
Он был опубликован 22 сентября 2009 года – в первый месяц моей жизни здесь в жж.
Мало кто его видел и читал. По совету моей дорогой
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Мы родились в одном городке в Тверской области в 1971 году.
Мы жили на одной улице, в одном доме, я в квартире 21, а Лариса Королецкая – напротив, в квартире 23. Мы никогда не были подругами.
Во дворе Лариска была заводила, знала правила всех дворовых игр или же на ходу придумывала новые. Лариска лучше всех играла в классики, быстрее всех завершала кон, а потом яростно дразнила соперниц: «Скилы долго не живут, поиграют и умрут!».
Я не могла продвинуться дальше 3 клетки.
Лариска знала сотни дразнилок и прибауток, она гордо нам рассказала, как исчерпав запасы брани, ее вечно поддатые родители советуются с ней:
-Доча, че мне еще мамке сказать, чтоб не вякала? – спрашивал Ларискин папа.
-Скажи мамке так: «Макака-голопука из зарослей бамбука!» - авторитетно советовала Лариска.
Я осваивала этюды Черни и жевала арпеджио. Лариска вершила судьбы своих вассалов во дворе. Я корпела над прописями, стирая непослушные пальцы, стараясь удержать верткую скользкую ручку. Лариска объявляла набег на школьный сад.
Лариска приносила во двор неведомо откуда новые считалки. С ее подачи стало модным считаться кулачками: «Туки-туки-точки, ехал черт на бочке. Белка в тележке там грызла орешки...» - и время считалки увеличивалось вдвое. Или еще нужно было подставлять указательные пальцы в ее раскрытую ладонь: "Тай-тай, налетай, кто не хочет - не играй!... (почему-то середину я не помню) Папа, мама, жаба, крот… Не разевай, ворона, рот!" - и тут она сжимала ладонь и пыталась схватить кого-нибудь за палец. Пойманный водил.
Я старалась запомнить все Ларискины считалки. Мне так хотелось хоть раз самой всех посчитать. Но тут главное было – во время громко выкрикнуть: «Чур, считать буду я!». Лариска всегда умудрялась выкрикнуть это первой. Когда кому-то все же удалось ее опередить, Лариска твердо возразила: "Я - железный человек, я считаю целый век!" – и с той минуты эти слова стали заветными. Однажды мне удалось самой первой выкрикнуть волшебные слова, но Лариска невозмутимо возразила: "Я - железная рука. Я считаю все века!"
Во дворе последнее слово всегда было за ней. Ребята ей верили. В школе Лариска молчала на задней парте.
Мы учились в одном классе. Хотя по списку в классном журнале между нами было 9 человек, наши фамилии всегда называли вместе:
-Посмотрите на Серебрякову и Королецкую! Советские дети не пишут левой рукой! Вам должно быть стыдно! – звенел над классом ехидный голос.
Я бледнела на второй парте. Лариска багровела на последней.
Так было с самого первого дня в школе. Я решила любой ценой научиться писать правой рукой. Родители пытались меня переубедить, но я упрямо выводила ненавистные крючочки и палочки. Получалось жутко: мои прописи были самыми грязными в школе, мне ставили двойки, писали замечания, а однажды я принесла домой кол. Это был единственный кол в нашем классе.
Лариска быстро научилась писать красивым почерком. Буковки были аккуратные пузатенькие. На придирки учителей Лариска не отвечала, продолжала писать левой рукой, лишь густо краснела и поправляла челку – у нее был такой характерный жест.
В третьем классе мы начали ездить на картошку. Норма была 60 ведер за смену с человека, точнее с одного школьника 9 лет (!). Нужно было тщательно собирать картошку со своей борозды и относить ее к трактору, где мальчики высыпали наши ведра в прицеп. И мое, и Ларискино ведро оказалось меньшего объема, чем требовалось. Мои родители соорудили мне ведро из здоровенной жестяной банки из-под импортной краски. У Лариски было новенькое яркое пластиковое ведерко, экспроприированное ее родителями на родном заводе пластмасс.
И наши фамилии снова звучали вместе: «Посмотрите на Серебрякову и Королецкую! Им нужно собирать не 60 ведер, а 120, чтобы уборку не саботировали!».
(в скобках замечу: В нашем классе училась дочка крупного начальника. После пары поездок на картошку у нее обнаружилась редкая по тем временам болезнь – аллергия, и не простая, а «аллергия на землю». Девочку поспешно перевели «на практику» в библиотеку.)
В седьмом классе, когда нам стали устраивать первые вечера танцев – «огоньки», как это тогда называлось, Лариска попросила у меня джинсы на вечер. Я не могла ей отказать. Сама я пошла на вечер в сарафане и блузке (наглухо застегнутая, уж скромнее некуда), и в крупных пластиковых клипсах. И снова наши фамилии звучали вместе: «Королецкая пришла в чужих джинсах! (Вот ведь стукачи, даже знали, что у нас в шкафах висело!) А Серебрякова разоделась, как цыганка! Позор!» - так на родительском собрании классная дама описала наш триумфальный «выход в свет».
Потом моя семья переехала на крайний север. Я не видела своих одноклассников много лет.
И вот однажды, в конце 90-х, на вокзале родного города, я увидела тетку лет пятидесяти, с одутловатым испитым лицом, с заплывшими щелками глаз. Она сидела в зале ожидания у противоположной стены, лицом ко мне, и куталась в мешковатую куртку. Что-то в ее облике мне показалось знакомым, и я невольно рассматривала ее снова и снова. Тетка считала мелочь, что-то самой себе бубнила под нос. Трубы горели, а привокзальный буфет был закрыт. И когда объявили прибытие Ржевского поезда, тетка встрепенулась и поправила волосы знакомым жестом.
Это была она – Лариска «Железная рука».
P.S.: Я все-таки научилась писать правой рукой. Иногда даже получалось аккуратно. Пальцы болели и стирались, но я писала, как все советские дети. А вечерами я с наслаждением рисовала левой рукой бесчисленные варианты бала Золушки. Я все делала (и делаю) левой рукой, только писала и вязала на спицах, как правша.
В 5-м классе я повредила правую руку, но, несмотря на повязку, классная дама велела мне писать контрольную по математике. Тут-то и выяснилось, что я умею писать левой рукой, причем, точно таким же почерком, что и правой. С одной лишь оговоркой: буковки у меня получались гладенькие, ровненькие, с идеальным наклоном. Хотя все годы в школе я старалась авторучку вообще не брать левой рукой, и не единой черточки не написала запретным способом ни в прописи, ни в тетради.
Когда с правой руки сняли жесткую повязку, я продолжила эксперименты, и оказалось, что я могу писать двумя руками одновременно одну и ту же фразу или формулу.
Прочтя где-то о шифре Леонардо да Винчи, я попыталась, как и он, писать буквы справа налево в зеркальном отображении, так, чтобы текст можно было прочесть лишь перед зеркалом. У Алисы «В Зазеркалье» таким способом был написан «Бармаглот». Оказалось, я умею так писать. Не знаю, как это выходит, пишу и все.
После школы, техникума и двух институтов почерк моей правой руки стал размашистым, невнятным и утратил былую детскую округлость. Два года назад, занимаясь с сыном, я обнаружила, что разучилась рисовать левой рукой. Но пару строк написать я могу хоть сейчас: слева направо, или зеркально – справа налево, аккуратным детским почерком, бережно законсервированным где-то в кладовых подсознания со времен 5-го класса.
no subject
Напишу продолжение -точнее вновь вернусь в детство:
В нашем доме номер 13 по улице Кирова, а точнее во втором подъезде проживали 5 девочек-ровесниц, причем четверо учились в одном классе: уже знакомая тебе Лариса, Наташа П., Ира В. и я. Была еще Оля Ж., но она училась в школе № 5. А мы все в третьей.
После описанного в посте школьного «Огонька», мы с Наташкой П. совершенно случайно услышали разговор взрослых: Наташина мама беседовала с матерью Ларисы:
-Валь, а сколько джинсы стоят? – спросила мама Ларисы.
-60 рублей! – ответила мама Наташки.
-Ох, как дорого! А все равно куплю для Ларки! – заявила мама Ларисы.
-Ох, ты балуешь ее! – изумилась мама Наташки. – Я своей не могу купить, да и не заслужила она!
Мы с Наташкой переглянулись. Лариска «переминалась» с тройки на четверку. Мать Наташки боролась за золотую медаль, и порола дочку ремнем за каждую четверку. Наташка через день выдирала листы из тетрадок и переписывала «домашку» по 3-4 раза, умела профессионально юлить и унижаться перед учителями, чтобы получить на продленке заветную «пятерку».
-А теперь придется баловать, Валь…. – тут Ларискина мамаша перешла на шепот, а мы обратились в слух, - Недолго мне осталось. Грудь хотят отнять. А я не дала! Хоть перед смертью побалую Ларку!
-Горе-то какое! – ахнула мать Наташки, - А может обойдется?
-там мало шансов, сказали в больнице….Смотри, никому не ляпни, - предостерегла ее мать Лариски и удалилась.
Мы с Наташкой дали друг другу страшную клятву, что эта тайна умрет вместе с нами.
И действительно, вскоре у Лариски, к величайшему ее изумлению, появились наимоднейшие джинсы и кроссовки, огромные малиновые клипсы, заколка «банан», и даже кассетный магнитофон.
Мы с Наташкой молчали, как партизаны. А потом я уехала в Воркуту.
Вернулась только через год на летних каникулах, встретилась с одноклассниками и узнала, что Ларискина мама неожиданно для всех бросила семью и ушла к другому мужчине.
В последствие она родила близнецов и стала жить совершенно иной жизнью. Как я слышала, Лариску осуждали в школе за «распутство» матери. И это крайне расстраивало ее.
Мне очень жаль. Не ожидала.
no subject
no subject
там элементарного не было, увы...
no subject
Да, правда,н жаль таких покореженых судеб(
no subject
Жуткая история. Хотела бы я верить, что все у нее наладилось... ей бы педагогом стать - в ней был и задор, и темперамент.
no subject
no subject