serebryakovaa (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
serebryakovaa) wrote2011-10-24 03:20 pm
serebryakovaa) wrote2011-10-24 03:20 pm
Entry tags:
Радж
Начало Здесь
Каждый вечер повторялось привычное: лестница заканчивается, я сворачиваю на 12 этаж, 10 секунд иду по коридору направо, и вижу вдали два профиля: моя подруга Лилит и индус, а тогда для меня он был просто какой-то индус, сидели в коридоре ДАСа, друг напротив друга, прямо на полу у порога ее комнаты.
Они курили и молчали, причем ясно было, что молчат они давно, да плевать им было на весь свет, молчат потому, что слова не нужны…
Мое появление заставляло их здороваться, произносить слова, словно стальным клинком отсекая черноволосую Лилит от смуглого Раджа, застывших друг против друга каменными изваяниями. Каждый раз приходила мысль, что они подходят друг другу: мужчина с черной гривой густых волос, коренастый и надежный, и женщина, черноглазая, громоздко-торжественная, подчеркнуто бледная на фоне его смуглой кожи.
После обмена приветствиями индус какое-то время продолжал сидеть с нами, но скорее из вежливости, чтобы не показалось, что он меня игнорирует; а затем он откланивался под каким-то благовидным предлогом, словно передавал «вахту». Так продолжалось довольно долго.
Однажды я столкнулась с ним в кофейне. Он пригласил меня за свой столик. Молчать нам было не о чем, и мы разговорились. Индус был приятным молодым человеком 26 лет.
За первым разговором в кофейне последовал второй, затем еще, и еще. Радж отлично понимал по-русски, хотя говорил с сильным акцентом. Но вместе с тем, он был наделен сказочным пониманием, непостижимым чутьем, что делало его особым собеседником.
Неожиданно оказалось, что нам интересно проводить вместе унылые часы ожидания его роковой Зазнобы. Изголодавшись в плену багряного молчания Лилит, оставшись наедине, мы говорили обо всем на свете, говорили взахлеб, то грустили, то смеялись, шутили умно и тонко, извлекали из внутренних карманов памяти, прибереженные на сладкое софизмы и палиндромы, с наслаждением произносили их, точно пробовали на вкус.
Была только одна тема, которую мы игнорировали – чувства Раджа к Лилит.
Каждый вечер повторялось привычное: лестница заканчивается, я сворачиваю на 12 этаж, 10 секунд иду по коридору направо…
С моим приходом молчание покидало коридор, а Радж, напротив, никуда не уходил. Мы погружались в разговор, и на лице Лилит появлялось скучающее выражение. Она, привыкшая к нескончаемым дежурствам у порога своей комнаты, была выведена из царственного безразличия сменой привычного распорядка, и впервые взглянула на Раджа с интересом.
Но теперь мы откланивались вдвоем или того хуже – являлись вдвоем к ее дверям.
Через месяц ежедневного общения, Радж приветствовал меня фразой:
- Hi! А я уже заскучался о тебе!
- Что сделал?
- Это сложное слово! – и он вновь старательно произнес, - «За скучался!» – непокорное слово не поддавалось.
- Что слушаешь? – спрашиваю, замечая на столе перед Раджем плеер.
- Тебя! – с улыбкой изрекает он.
- Нет, на плеере… - поясняю я.
- Я и говорю: тебя, - видя мое недоумение, Радж протягивает мне наушники, и тут я различаю свой голос, начинаю различать знакомый диалог:
«- Я чувствую, NN оказал на тебя огромное влияние, это так?
- И да, и нет. Рассказы его гениальны, а роман, увы, показался мне сырым и слабым…»
Слушая запись, я ловлю себя на той же мысли, что пришла во время этого, ныне прослушиваемого разговора, что это все похоже на интервью, точно я - звезда какая-нибудь, а Радж – журналист. Да, ведь он изучал журналистику.
- Ты давно это записываешь? – спрашиваю небрежно, возвращая наушники.
Мне еще не ясно, как я к этому отношусь.
- Я всегда тебя записываю, ты говоришь красиво.
- Всегда? – поражаюсь я.
- Всегда, когда мы беседуем.
- Ты всех записываешь?
- Нет! – он вдруг рассмеялся, - Что тебя смущает? Ты – это не «все».
- Как-то это странно… Мне и в голову не приходило, что я тут разглагольствую, а ты записываешь. Мне как-то не по себе.
- Мне нравится слушать, как ты говоришь… Надоело слушать молчание, - добавил он и закурил, и лицо его сделалось печальным.
Мы встретились глазами, и мне стало ясно, что я не злюсь. Бог с ним, пусть слушает.
Весна была в самом разгаре. Мы ежедневно виделись в кофейне, выкуривая прибереженные для Лилит сигареты. У нас даже завелся небольшой ритуал при встрече: усаживаясь за маленький квадратик стола, мы направляли взоры на левое крыло кофейни, нависающее над столовой. Там, в самом конце, за крохотным последним столиком, чернел лицом, обращенным к входу, склонившийся над блокнотом, человек.
Для нас застать его - было особым знаком удачи. Иногда он ненадолго исчезал, и мы задавались вопросом, как он поживает, уж не уехал ли на родину пращуров Пушкина.
Все шло своим чередом, ДАС переживал сумбур приближающихся летних экзаменов, и чернокожий посетитель объявлялся за своим дальним столиком. Он был неизменно в строгом темном костюме, с кипенно-белым воротничком сорочки над алой жилеткой.
На столе перед ним остывала чашка кофе, и лежал внушительный блокнот. Этот парень за последним столиком был для меня олицетворением писателя в романтическом ореоле 20-х гг. ХХ века, когда Хэм, Миллер и другие направлялись в Европу, дабы прославить себя шедеврами, сотворенными в кофейнях Парижа. Сколько я себя помню в ДАСе, столько помню и его темный силуэт на фоне огромных стеклянных витрин.
- Ты пишешь что-нибудь? – спросил меня Радж однажды.
- И да, и нет. Сейчас все больше нет.
- Почему?
- Ленюсь, - к чему мне было лукавить.
- Ты заведи диктофон и пиши свои разговоры, свои случаи… - посоветовал Радж.
- Мои «случаи»… - я смеюсь этому слову.
- Ты всегда так начинаешь: «Был со мной такой случай», - рассмеялся Радж, – вот рассказывай и записывай. Переживаешь приключение, рассказываешь друзьям и записываешь. А потом прослушиваешь запись и переписываешь.
- Неужели это будет интересно? – сомневаюсь я.
- Слушать тебя интересно! - убежденно заявляет Радж, - Посмотри на «Хэма», интересны ли его случаи? – Радж указал на парня с блокнотом, - Мы не знаем, но он пишет. Помнишь, «Полет над гнездом кукушки»?
- «Я по крайней мере попытался!» – сразу же улавливаю я его намек, - Конечно, помню.
- Как Мак Мерфи, - Раджик сделал ударение на слове «как», - Послушай, как он это произносит: «Но я попытался!»
***
Мы столкнулись в 1993 году летом в душном сумраке бара. Радж воззрился на меня, как на привидение.
- Откуда ты? – спросил он.
- С Северного Полюса.
- Надолго?
- Каникулы.
- А я на днях уезжаю, - он почернел лицом, сделав это признание, точно испугался прозвучавших слов, таких неизбежных, неотвратимых.
Мы мешаем ложечками остывший чай и говорим о каких-то пустяках. А молчим о самом важном.
- Я все еще люблю эту женщину, - медленно говорит Радж, и мы встречаемся глазами.
- I’m sorry… - говорю я.
- Мне тоже жаль. – говорит он.
- А что будет потом? – спрашиваю я в пространство.
- Узнаем конец этого «случая», если проживем достаточно долго.
Мы сидели и молчали, как когда-то молчали рядом с Лилит, а теперь молчали о ней. Радж, как мне показалось, завидовал мне. Он улетал на Шри-Ланку, а мы с Лилит оставались в России, и пусть в разных городах, но в одной стране. Ему казалось, что дышать с ней одним воздухом – уже счастье.
-Здесь русский дух, а? помнишь? – попытался он улыбнуться.
Мы встретились глазами.
-Помнишь парня за последним столиком? – с улыбкой спросил он меня.
- «Хэма»? Конечно, помню! – я тоже улыбаюсь, вспомнив о нем.
- Уехал в Лондон и там издал свой роман. Бестселлер! Огромный успех!
- О чем роман?
- О том, что за окном мороз и снег, а за соседним столиком парочка сумасшедших, что косятся на него, вот дикие! А он скучает по своей любимой девушке. Сидит в кофейне ДАСа и скучает!
- По крайней мере, он пытался…
- Ты тоже пытайся!
- Я попытаюсь, - твердо говорю я, и мы вновь встречаемся глазами…
И я вдруг понимаю, что мы не увидимся больше никогда.
1993 год.
Каждый вечер повторялось привычное: лестница заканчивается, я сворачиваю на 12 этаж, 10 секунд иду по коридору направо, и вижу вдали два профиля: моя подруга Лилит и индус, а тогда для меня он был просто какой-то индус, сидели в коридоре ДАСа, друг напротив друга, прямо на полу у порога ее комнаты.
Они курили и молчали, причем ясно было, что молчат они давно, да плевать им было на весь свет, молчат потому, что слова не нужны…
Мое появление заставляло их здороваться, произносить слова, словно стальным клинком отсекая черноволосую Лилит от смуглого Раджа, застывших друг против друга каменными изваяниями. Каждый раз приходила мысль, что они подходят друг другу: мужчина с черной гривой густых волос, коренастый и надежный, и женщина, черноглазая, громоздко-торжественная, подчеркнуто бледная на фоне его смуглой кожи.
После обмена приветствиями индус какое-то время продолжал сидеть с нами, но скорее из вежливости, чтобы не показалось, что он меня игнорирует; а затем он откланивался под каким-то благовидным предлогом, словно передавал «вахту». Так продолжалось довольно долго.
Однажды я столкнулась с ним в кофейне. Он пригласил меня за свой столик. Молчать нам было не о чем, и мы разговорились. Индус был приятным молодым человеком 26 лет.
За первым разговором в кофейне последовал второй, затем еще, и еще. Радж отлично понимал по-русски, хотя говорил с сильным акцентом. Но вместе с тем, он был наделен сказочным пониманием, непостижимым чутьем, что делало его особым собеседником.
Неожиданно оказалось, что нам интересно проводить вместе унылые часы ожидания его роковой Зазнобы. Изголодавшись в плену багряного молчания Лилит, оставшись наедине, мы говорили обо всем на свете, говорили взахлеб, то грустили, то смеялись, шутили умно и тонко, извлекали из внутренних карманов памяти, прибереженные на сладкое софизмы и палиндромы, с наслаждением произносили их, точно пробовали на вкус.
Была только одна тема, которую мы игнорировали – чувства Раджа к Лилит.
Каждый вечер повторялось привычное: лестница заканчивается, я сворачиваю на 12 этаж, 10 секунд иду по коридору направо…
С моим приходом молчание покидало коридор, а Радж, напротив, никуда не уходил. Мы погружались в разговор, и на лице Лилит появлялось скучающее выражение. Она, привыкшая к нескончаемым дежурствам у порога своей комнаты, была выведена из царственного безразличия сменой привычного распорядка, и впервые взглянула на Раджа с интересом.
Но теперь мы откланивались вдвоем или того хуже – являлись вдвоем к ее дверям.
Через месяц ежедневного общения, Радж приветствовал меня фразой:
- Hi! А я уже заскучался о тебе!
- Что сделал?
- Это сложное слово! – и он вновь старательно произнес, - «За скучался!» – непокорное слово не поддавалось.
- Что слушаешь? – спрашиваю, замечая на столе перед Раджем плеер.
- Тебя! – с улыбкой изрекает он.
- Нет, на плеере… - поясняю я.
- Я и говорю: тебя, - видя мое недоумение, Радж протягивает мне наушники, и тут я различаю свой голос, начинаю различать знакомый диалог:
«- Я чувствую, NN оказал на тебя огромное влияние, это так?
- И да, и нет. Рассказы его гениальны, а роман, увы, показался мне сырым и слабым…»
Слушая запись, я ловлю себя на той же мысли, что пришла во время этого, ныне прослушиваемого разговора, что это все похоже на интервью, точно я - звезда какая-нибудь, а Радж – журналист. Да, ведь он изучал журналистику.
- Ты давно это записываешь? – спрашиваю небрежно, возвращая наушники.
Мне еще не ясно, как я к этому отношусь.
- Я всегда тебя записываю, ты говоришь красиво.
- Всегда? – поражаюсь я.
- Всегда, когда мы беседуем.
- Ты всех записываешь?
- Нет! – он вдруг рассмеялся, - Что тебя смущает? Ты – это не «все».
- Как-то это странно… Мне и в голову не приходило, что я тут разглагольствую, а ты записываешь. Мне как-то не по себе.
- Мне нравится слушать, как ты говоришь… Надоело слушать молчание, - добавил он и закурил, и лицо его сделалось печальным.
Мы встретились глазами, и мне стало ясно, что я не злюсь. Бог с ним, пусть слушает.
Весна была в самом разгаре. Мы ежедневно виделись в кофейне, выкуривая прибереженные для Лилит сигареты. У нас даже завелся небольшой ритуал при встрече: усаживаясь за маленький квадратик стола, мы направляли взоры на левое крыло кофейни, нависающее над столовой. Там, в самом конце, за крохотным последним столиком, чернел лицом, обращенным к входу, склонившийся над блокнотом, человек.
Для нас застать его - было особым знаком удачи. Иногда он ненадолго исчезал, и мы задавались вопросом, как он поживает, уж не уехал ли на родину пращуров Пушкина.
Все шло своим чередом, ДАС переживал сумбур приближающихся летних экзаменов, и чернокожий посетитель объявлялся за своим дальним столиком. Он был неизменно в строгом темном костюме, с кипенно-белым воротничком сорочки над алой жилеткой.
На столе перед ним остывала чашка кофе, и лежал внушительный блокнот. Этот парень за последним столиком был для меня олицетворением писателя в романтическом ореоле 20-х гг. ХХ века, когда Хэм, Миллер и другие направлялись в Европу, дабы прославить себя шедеврами, сотворенными в кофейнях Парижа. Сколько я себя помню в ДАСе, столько помню и его темный силуэт на фоне огромных стеклянных витрин.
- Ты пишешь что-нибудь? – спросил меня Радж однажды.
- И да, и нет. Сейчас все больше нет.
- Почему?
- Ленюсь, - к чему мне было лукавить.
- Ты заведи диктофон и пиши свои разговоры, свои случаи… - посоветовал Радж.
- Мои «случаи»… - я смеюсь этому слову.
- Ты всегда так начинаешь: «Был со мной такой случай», - рассмеялся Радж, – вот рассказывай и записывай. Переживаешь приключение, рассказываешь друзьям и записываешь. А потом прослушиваешь запись и переписываешь.
- Неужели это будет интересно? – сомневаюсь я.
- Слушать тебя интересно! - убежденно заявляет Радж, - Посмотри на «Хэма», интересны ли его случаи? – Радж указал на парня с блокнотом, - Мы не знаем, но он пишет. Помнишь, «Полет над гнездом кукушки»?
- «Я по крайней мере попытался!» – сразу же улавливаю я его намек, - Конечно, помню.
- Как Мак Мерфи, - Раджик сделал ударение на слове «как», - Послушай, как он это произносит: «Но я попытался!»
***
Мы столкнулись в 1993 году летом в душном сумраке бара. Радж воззрился на меня, как на привидение.
- Откуда ты? – спросил он.
- С Северного Полюса.
- Надолго?
- Каникулы.
- А я на днях уезжаю, - он почернел лицом, сделав это признание, точно испугался прозвучавших слов, таких неизбежных, неотвратимых.
Мы мешаем ложечками остывший чай и говорим о каких-то пустяках. А молчим о самом важном.
- Я все еще люблю эту женщину, - медленно говорит Радж, и мы встречаемся глазами.
- I’m sorry… - говорю я.
- Мне тоже жаль. – говорит он.
- А что будет потом? – спрашиваю я в пространство.
- Узнаем конец этого «случая», если проживем достаточно долго.
Мы сидели и молчали, как когда-то молчали рядом с Лилит, а теперь молчали о ней. Радж, как мне показалось, завидовал мне. Он улетал на Шри-Ланку, а мы с Лилит оставались в России, и пусть в разных городах, но в одной стране. Ему казалось, что дышать с ней одним воздухом – уже счастье.
-Здесь русский дух, а? помнишь? – попытался он улыбнуться.
Мы встретились глазами.
-Помнишь парня за последним столиком? – с улыбкой спросил он меня.
- «Хэма»? Конечно, помню! – я тоже улыбаюсь, вспомнив о нем.
- Уехал в Лондон и там издал свой роман. Бестселлер! Огромный успех!
- О чем роман?
- О том, что за окном мороз и снег, а за соседним столиком парочка сумасшедших, что косятся на него, вот дикие! А он скучает по своей любимой девушке. Сидит в кофейне ДАСа и скучает!
- По крайней мере, он пытался…
- Ты тоже пытайся!
- Я попытаюсь, - твердо говорю я, и мы вновь встречаемся глазами…
И я вдруг понимаю, что мы не увидимся больше никогда.
1993 год.