Дуэль

[serebryakovaa]

Станция «ПУШКИНСКАЯ»

Они громко разговаривали и подчеркнуто громко смеялись, привлекая к себе внимание. Им нравилось красоваться перед случайными попутчиками. Неловко было слушать их разговор, пересыпанный ветхими шутками и остротами, что двигались на костылях, ибо постарели еще в ту легендарную пору, когда Макар отправлялся на пастбище со своими телятами. Особенно неприятным казался демонстративный хохот невидимой девушки, которую два мужских голоса наперебой называли «Светочкой», веселя ее неуклюжими каламбурами.
Когда вагон опустел, появилась возможность увидеть смеющихся. Парни были румяны, коротко аккуратно подстрижены. Инфантильность лиц контрастировала со строгими добротными костюмами. Светочка, которую они наперебой заваливали шутками, важно сидела на краю скамьи вся пунцовая от восторга. Ее пышная прическа, представляла собой сложную, надежно сцементированную лаком, инженерную конструкцию, с пятисантиметровым каштановым фундаментом, над которым возвышались желтые локоны. В ее наряде угадывался ласковый диктат глянцевых журналов последнего сезона, но отдельные детали вступали в противоречие между собой окраской и стилем.

-Это замечательно, - изрекала Светочка на каждую реплику, обращенную к ней, и смеялась, смеялась исправно и громко.
Сзади меня донеслось негромкое, восторженное восклицание: «Вот кому-то отрада, а, Маруся?».
-Что говоришь? – переспросила Маруся.
-Я говорю, вот матери отрада. Смотри, какие ребятки: воротнички белые, стрижки, челочки! И в галстуках. Серьезные! Хорошие какие, прямо зайчики!… - с умилением продолжала первая женщина.
-Девчонку усадили, а сами стоят… - согласилась Маруся.
-Станция «Пушкинская» - провозгласило радио. Поезд замер, распахивая двери.
На платформе, прямо напротив окон нашего вагона, расположились два юных создания, облаченных в серо-джинсовые одежды: долговязый юноша с всклокоченными светлыми волосами и миниатюрная девчушка, казавшаяся еще меньше рядом со своим спутником. Волосы у девчушки были насыщенного розового цвета.
-Ишь ты, Мальвина! – проговорил с улыбкой мужичок, рассматривая парочку за окном.
-У нее волосы были голубые, - возразила строгая женщина в очках, - а тут розовые!
-Много ты понимаешь, - рассердился мужичок.
Поезд стоял, не спеша трогаться. Пассажиры с брезгливым любопытством рассматривали серо-джинсовых, качая в досаде головами. Долговязый что-то рассказывал. «Мальвина» внимательно слушала, глядя на него снизу вверх.
И тут на весь вагон раздалось презрительное: «Посмотри, Светочка! Эти уроды за окном называются «панки»!» - и Светочка привстала на своем месте, величаво повернула башню из высветленных локонов и уставилась на серо-джинсовую пару.
-А как называются вот такие?… - Светочка указала пальцем, не желая осквернять грубым словом свой, занятый жевательной резинкой, рот.
-Тварь, что рядом с оборванцем, называется «жаба»! - назидательно пояснил один из «белых воротничков», обращаясь почему-то не к Светочке, а в открытую дверь вагона. Последнее слово плюхнулось на платформу с отвратительным чавканьем.
Долговязый обернулся, установил источник голоса и направился к вагону.
-Выходите, поговорим, – спокойно обратился он к «белым воротничкам».
-Смотри, Светочка, это быдло умеет выговаривать отдельные слова! – хохотнул один из них.
-И даже рассчитывает, что нормальные люди ему ответят! – добавил высокомерно второй «воротничок» и подмигнул Светочке.
В вагоне стало тихо-тихо.
-Я жду, - мрачно напомнил Долговязый. Во всем его облике чувствовалась напряженная решимость драться не на жизнь, а на смерть с ними обоими, и с каждым по отдельности, не сходя с этого места.
-Ой, страшно-то как! – вновь рассмеялся первый «воротничок», поправляя свою косую аккуратную челочку, - А такое видал? – он сложил пальцы в презрительном жесте.
Его приятель смачно плюнул в сторону Долговязого, и вся троица захохотала, в напряженном молчании ошарашенного вагона.
Да и чего было бояться, ведь электрическая тетка сейчас скажет: «Осторожно, двери закрываются!». Но электрическая тетка молчала.
И тут на платформу хлынул поток серо-джинсовых. Они прибывали, волна за волной, окрашивая все вокруг в цвет тертой джинсы. Пришедшие звенели «веригами» грубых украшений, их волосы переливались пестрым лоскутным ковром под светом электрических ламп. Многие были отмечены красными пентаграммами, видно где-то в центре сегодня выступала «Алиса». Каждый был сам по себе, но двигались они в одном ритме. И ритмом им служили песни любимой группы. В их жилах текла одна кровь, в ушах была одна мелодия. Раздражение одного мгновенно передавалось всем остальным.
Увидев напряженную фигуру своего соплеменника, серо-джинсовые пришли в волнение. Легкой рябью над толпой, из уст в уста, словно над поверхностью воды, прокатилось возмущение. Лица осветились решимостью. Это была уже не безликая толпа. Все они были клетками одного могучего организма. Они могли бы разорвать двух жалких обладателей белых воротничков. Они были готовы разгромить и электричку, и платформу, и всю эту серую станцию. Они чувствовали свою силу и не спешили. Перед нами не было больше серо-джинсовой безликой толпы, были сотни глаз, напряженно изучавших врагов в электричке.
«Белые воротнички» вдруг перестали смеяться. Они переглядывались встревожено, часто-часто моргая бегающими глазами, и покрываясь потом. Светочка застыла на своем месте, переводя густо подведенные глаза со своих, вдруг замолчавших спутников, на серо-джинсовых, выжидающих за окном. Ни один из «белых воротничков» не поспешил ее успокоить. Да они и не помнили сейчас о ее существовании. Да и черт с ней! Сейчас самое главное, чтобы двери закрылись, и скрыться в тоннеле от этих дотошных глаз, и не дрожать коленями. Но поезд стоял, динамик безмолвствовал. И «белые воротнички» сжимались под выжидающими взглядами, проклиная машиниста. Что еще им оставалось?
Долговязый стоял перед дверями вагона, ожидая, что мерзавцы, оскорбившие его спутницу, выйдут на платформу, принимая вызов. Все это время он не сводил с них глаз. Одного его слова, одного шага к вагону было достаточно для начала цунами.
И тут раздался строгий голос:
-Брось, Сид! Не станешь же ты мараться…
Долговязый обернулся и посмотрел на «Мальвину», и они обменялись долгим-долгим взглядом. И стало ясно, что долговязый Сид слишком хорош, чтобы не оправдать ее доверие. Кто-то из толпы окликнул их: «Эй, у вас все в порядке?» - Сид лишь махнул рукой и вновь обратил взор на «Мальвину».
И серо-джинсовая пучина радостно вздохнула сотнями легких, и раздробилась на десятки волн, где каждый был сам по себе.
«Белые воротнички» исподтишка поглядывали на часы, не решаясь расправить плечи. Их косые челки свисали на лоб потными сосульками. Они игнорировали Светочку, приговоренные стоять целую вечность у открытых дверей, всего в метре от серо-джинсовых, среди осуждающего молчания пассажиров.
Поезд все стоял, но панки оставались на платформе, игнорируя эту электричку и ее пассажиров.
-Эй, Сид, я что-нибудь пропустил? – неожиданно громко поинтересовался полный и румяный парнишка, весь покрытый металлическими булавками. Сид что-то ответил ему. Парнишка переспросил. Девушка с розовыми волосами кивнула. И тут они рассмеялись чистым, звонким, радостным смехом. И окружавшая их серо-джинсовая масса всколыхнулась, заряженная общей радостью, вновь стала единым целым.
Но тут машинист очнулся и вернулся к работе.
Прошло всего 4 минуты перед тем, как электрический голос объявил следующую станцию.
«Белые воротнички» выскочили из вагона, да так и не расправили плечи, унося на них свой позор. Их подружка семенила следом. Она не смеялась. Уже не смеялась.