Айсберг. «Первые ссоры»
Jan. 11th, 2013 05:50 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
serebryakovaaЭто старая болезнь, Старик, и она неизлечима.
Войдя сюда, ты всю оставшуюся жизнь размышляешь о случайностях, что были так неслучайны…
Мне однажды приснилось, что я говорю с тобой. Да, с тобой, вот прямо так, словами, будто лекцию читаю:
«Сколько важного в нашей жизни зависит от случайностей, от незначительных деталей, от допущенных ошибок…
И уже в будущем, оглядываясь назад, мы понимаем, что пережили ту самую встречу в том самом месте, именно благодаря одной досадной ошибке, допущенной в прошлом…
Как же нам застраховаться на обязательное получение всех этих ошибок? Как нам эти свои промахи не пропустить? К счастью Господь снабдил каждого из нас достаточным запасом дури!» - тут мне стало смешно и сон улетучился…
Помнишь, сколько минут было потрачено на воссоздание причинно-следственной паутины, всех наших «почему», незыблемых и сиюминутных.
Мы вспоминали, смаковали, отыскивали общих знакомых, уточняли маршруты, прорисованные, как под кальку…
Оказывалось, что все люди вокруг, так или иначе, уже были с «Айсбергом» связаны, уже карабкались по его серым плитам все выше и выше к Солнцу, замирая и жмурясь в его слепящих лучах…
И мой отец, в свои бесшабашные 23, ездил сюда к какой-то «чувихе», величая «Айсберг» «Клондайком»…
Плюс 18, и моя «абитура», недостающий балл, который почему-то не расстроил, и на другой конец Москвы, строго на восток, и вновь «приемная комиссия», и фурор, произведенный на экзамене по математике, и черноволосая нимфа, сидящая прямо передо мной в тесной лекционной зале.
-И откуда приезжают такие красивые девушки? – мой вопрос все решил.
Один вопрос плюс один «трояк» по химии равняется «Айсберг».
Айсберг был дорог мне таким, каким он был, с утренним запахом подгорелой манки и шахматными клетками линолеума, с радостными канареечными стенами коридоров и типовыми нумерованными дверями.
Дверь справа, два шага, дверь слева…
и за каждой тебя подстерегает новая история или новая Алиса…
Я знаю здесь все маршруты, закоулки и тайники.
Я все равно войду, даже если облаченная в синий застиранный халат Парка, вернется из воспоминаний и преградит мне путь к лифтам.
Я люблю Айсберг, как любят самые лучшие дни юности.
***
Зима все никак не кончалась.
За окнами мела метель, и можно было смотреть в окно, как в телевизор, ужасаясь суровому климату некой параллельной действительности, в которую нам не нужно было выходить из нашего уютного теплого безвременья.
Келья 722 никогда не бывала пустой.
Едва нас покидали «соратники» Моо, как Васса с Кариной тащили к нам хипповскую писательницу Энну Трамп, или огромного пузатого панка по имени Чук…
Люди приходили и уходили. Многие при этом оставались у нас надолго незримыми собеседниками: Мотя Ярый или Умка, песни которой обожала Васса, и конечно, Металлюга.
Однажды вечером, «герлы из 627» пересказали нам с десяток анекдотов из его жизни. О чем бы ни шла речь, разговор вновь возвращался к подвигам Металлюги.
Когда девицы упоминали очередную оригинальную выходку своего полумифического друга, Моо начинал оглядываться по сторонам, словно что-то искал.
Карина не выдержала:
-Что ты потерял?
Моо тут же признался:
« Нам день и ночь покоя не дает
Ваш черный человек. За мною всюду
Звеня цепями
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит...»*
-«Он же гений, – парировала Васса, - как ты, и ты, и ты! – она поочередно указала пальцем на Моо, Катулла и меня.
-И ты! – тут же отозвались мы все разом, указывая на нее.
Скучать в нашей шумной компании не приходилось.
Но если Моо тащил за общий стол своих отсутствующих друзей – поэтов, а герлы – Платоныча, Паганеля и других «системных» людей, то Юрик с упорством маньяка вызывал спесивый призрак фрау Двашевич.
Ни просьб, ни намеков он понять не хотел.
-А чё такого? – возмущался Юрик всякий раз, стоило Моо увести разговор в сторону, - Пепел, вон, Сольми цитирует, которого никто в глаза не видел!
-Я тебе больше скажу, Пепел еще и Ленина цитирует, и Энгельса даже! – не уступал Моо.
-А если всунуть четвертак, то он расскажет и не так! – поддержал Катулл и все тут же засмеялись.
-О, кстати, а вот Металлюга… - начала было Васса, но ей не дали закончить, прося пощады и обещая сразу «полцарства и бутылку портвейна за вечер тишины»…
Был у нас еще один незримый постоялец, которого любили все. Звали его Василек.
Моо часами мог рассказывать о проделках сынишки, показывая черно-белые фотографии глазастого малыша с огромной ложкой в руках. Стоило его упомянуть и, казалось, он уже высовывался из-за угла и строил нам смешные рожицы.
Как-то раз, споткнувшись в беседе о незабвенное имя Агнессы, Юрик и Моо схлестнулись не на шутку. Моо уверял, что фрау Двашевич не стоит даже упоминания в нашем кругу, коль скоро она сама нас покинула.
-Девушка, почитай, весь день икает по твоей милости, - пытался завершить разговор Моо.
Но Юрик орал, что это мы все разом ее выжили, бедную и несчастную.
Тут уж рассмеялся даже Катулл: «Как можно выжить женщину, скребущую твою душу с напором бульдозера?».
-Да вы ее застебали! – продолжал орать Юрик.
-Вот я еще мочалок не стебал в своей жизни! – фыркнул Моо, - А уж кабы взялся, - Моо покачал головой, - уж поверь, она сама бы скипнула с Айсберга в два счета, «почти не одеваясь».
-Чегой-то не одеваясь вдруг? – выкатил глаза Юрик и побелел.
-Потому что «в Баден-Баден»!
-Все шуточки, да? – свирепел Юрик.
В тот вечер у него не было фотоаппарата и он крутил веревочку в руках, то завязывая, то развязывая на ней узлы и бантики.
-Ты, как собака на сене, и сам – не ам, и вам – не дам! – Юрик распалялся все больше и больше, он уже не замечал, что хлещет самого себя веревкой по ноге, - Видно она тебя еще в Мипе отшила, вот ты и бесишься! – усмехнулся Юрик своей догадке.
-Да, горе мне, бедному, - охотно согласился Моо, - «Ребята, помогите мне отстирать клей от юбки!» - неожиданно добавил он и хмыкнул.
-Точно! – Юрик вновь завязал из веревочки бантик и тут же развязал его, - Бортанула!
Моо только руками развел.
-Как-то раз БГ спросили, что будет, если его и вправду взять к реке и положить в воду, - неторопливо начал рассказывать Катулл, - На что БГ ответил, что если это будет та самая река, то самое время суток, и та самая женщина, то все будет прекрасно…
-И что из этого? – не понял его Юрик.
-Вот! – кивнул Моо, - Именно так! Ты думаешь, тебя шанса лишили. Но если бы он был, ШАНС этот, то никто тебе не смог бы помешать… А там дальше найдется и паркет, и масло…
-Что? Масло? – переспросили Катулл и Юрик.
-«Последнее танго в Париже» смотрели? – спросил Моо.
-Увы, - мотнул головой Катулл.
-Ты зубы нам не заговаривай, - огрызнулся Юрик, - Какое еще танго!
-Всё! – хлопнул в ладоши Катулл, - Про баб поговорили, давайте про армию.
-Давайте, - согласился Моо.
-Вот кстати, про армию! – решительно кивнул Юрик, и принялся рассказывать историю, где главными героями были тараканы.
И байка была дрянь, и рассказывал он, поминутно сбиваясь, но главное – он несколько раз подчеркнул, что герой этой байки – таракан Васятка.
Резануло слух его глумливое, с хохотком произнесенное: «Васятками» мы в части тараканов называли!».
Мне захотелось сбить с него спесь:
-Чего к веревке привязался?
-Да так, привычка…
-Небось, представляешь, что это не веревка, а Агнесса? И ты ее крутишь, как захочешь, и вся она в твоих руках, и вся податливая, мягкая…
-Что ты мелешь! Чушь! – Юрик попытался усмехнуться.
-Чушь, но всякий раз, когда ты будешь видеть веревку, ты вспомнишь эту чушь…
Он попытался засмеяться:
-Вот же бред!
-И говорить: «Вот же бред!» - и вновь вспоминать мои слова: ведь вот она – Агнесса, в моих руках, вот бы ее мять, крутить, свивать, узлы вязать, рвать, держать, терпеть, обидеть, помнить, думать, ненавидеть…
Юрик уже не улыбался, смотрел на меня растерянно.
-Ты будешь всюду воровать веревки. Мимо шнурка равнодушно не пройдешь. Тебя станут бояться люди…
-Может, хватит уже? – спросил Юрик, как можно небрежнее.
-Хватит, хватит, - киваю я.
-Это просто ахинея, - добавил Юрик более решительно.
-Еще какая, - соглашусь я тут же, - Ахинея – Агнесса-веревка… и она будет звучать в твоих ушах всякий раз, как увидишь веревку, шнурок или ремень. Или Агнессу. Узлы вязать, в руках держать…
В келье 722 повисла невероятная тишина. Было слышно, как за стеной кто-то неуверенно тренькает на гитаре…
-Кажется, стучат, - выдохнул Юрик и бросился прочь из комнаты.
Почему-то без слов было ясно, что он уже не вернется сегодня в 722.
-Пойдем, папирос купим, - предложил Моо.
-Ага, и получим перевод, - кивнул Катулл.
-А назад как будем заходить? – поинтересовался Моо, - через вахту первого, и скажем, что во второй?
-Ты что, собрался в такую метель без куртки идти на почту?
-Всё уже здесь, - загадочно улыбнулся Катулл, - «ДАС даст нам всё!»**
-Тут и почта есть? – не могли поверить мы с Моо.
-И телеграф, и бассейн, бильярд…
-Да… дела… И все это мы уже захватили! – почесал бороду Моо.
Мы спустились на первый этаж «Айсберга» и на первом техническом этаже вскоре обнаружили малюсенькое почтовое отделение.
-Срочно кутить! – скомандовал Катулл.
-Еще чего! – погрозил пальцем Моо, - максимум котлету с двойным гарниром и все.
Мы дружно хмыкнули и направились в столовку. Проходя мимо киноклуба «Кадр», Моо замер и притворно ухватился за сердце.
-Ну, что еще, Старик? – обернулся к нему Катулл, - Где болит?
-Святые духи «Айсберга» услышали мои молитвы! – прошептал Моо, указывая пальцем на афишу:
Внимание, анонс!
Завершаем зиму убойной тройкой Марлона Брандо:
Трамвай «Желание»
Последнее танго в Париже
Apocalypse Now
.
Продолжение следует
***
Примечания:
* Моо цитирует, немного меняя слова, "Маленькие трагедии" А.С. Пушкина. Васса отвечает ему измененной цитатой из того же произведения.
**«Джа даст нам все»… - песня БГ.
Джа (Jah) - одно из имён ветхозаветного Господа Бога (Иегова, Яхве). В английском переводе Библии, известном как "Библия Джеймса I", сказано: "Пойте Богу нашему, пойте имени Его, превозносите Шествующего на небесах; имя Ему: Джа, и радуйтесь пред лицем Его". (Псалтырь, глава 67, стих 5) Подобно телу Христову, Джа дарит нам себя в виде удивительного растения, божественного воплощения - ганджа, называемого также "растением мудрости". Предание гласит, что ганджа выросла на могиле царя Соломона, мудрейшего из мудрых. Ямайцы говорят, что ганджа - это оздоровление нации (the healing of the nation). Ганджа расширяет сознание и усиливает мистическое и творческое переживание. (Взято на сайте http://rastaman.tales.ru/4.files/rastafarai.html).
***
Предыдущая глава Буриме пяти поэтов
Войдя сюда, ты всю оставшуюся жизнь размышляешь о случайностях, что были так неслучайны…
Мне однажды приснилось, что я говорю с тобой. Да, с тобой, вот прямо так, словами, будто лекцию читаю:
«Сколько важного в нашей жизни зависит от случайностей, от незначительных деталей, от допущенных ошибок…
И уже в будущем, оглядываясь назад, мы понимаем, что пережили ту самую встречу в том самом месте, именно благодаря одной досадной ошибке, допущенной в прошлом…
Как же нам застраховаться на обязательное получение всех этих ошибок? Как нам эти свои промахи не пропустить? К счастью Господь снабдил каждого из нас достаточным запасом дури!» - тут мне стало смешно и сон улетучился…
Помнишь, сколько минут было потрачено на воссоздание причинно-следственной паутины, всех наших «почему», незыблемых и сиюминутных.
Мы вспоминали, смаковали, отыскивали общих знакомых, уточняли маршруты, прорисованные, как под кальку…
Оказывалось, что все люди вокруг, так или иначе, уже были с «Айсбергом» связаны, уже карабкались по его серым плитам все выше и выше к Солнцу, замирая и жмурясь в его слепящих лучах…
И мой отец, в свои бесшабашные 23, ездил сюда к какой-то «чувихе», величая «Айсберг» «Клондайком»…
Плюс 18, и моя «абитура», недостающий балл, который почему-то не расстроил, и на другой конец Москвы, строго на восток, и вновь «приемная комиссия», и фурор, произведенный на экзамене по математике, и черноволосая нимфа, сидящая прямо передо мной в тесной лекционной зале.
-И откуда приезжают такие красивые девушки? – мой вопрос все решил.
Один вопрос плюс один «трояк» по химии равняется «Айсберг».
Айсберг был дорог мне таким, каким он был, с утренним запахом подгорелой манки и шахматными клетками линолеума, с радостными канареечными стенами коридоров и типовыми нумерованными дверями.
Дверь справа, два шага, дверь слева…
и за каждой тебя подстерегает новая история или новая Алиса…
Я знаю здесь все маршруты, закоулки и тайники.
Я все равно войду, даже если облаченная в синий застиранный халат Парка, вернется из воспоминаний и преградит мне путь к лифтам.
Я люблю Айсберг, как любят самые лучшие дни юности.
***
Зима все никак не кончалась.
За окнами мела метель, и можно было смотреть в окно, как в телевизор, ужасаясь суровому климату некой параллельной действительности, в которую нам не нужно было выходить из нашего уютного теплого безвременья.
Келья 722 никогда не бывала пустой.
Едва нас покидали «соратники» Моо, как Васса с Кариной тащили к нам хипповскую писательницу Энну Трамп, или огромного пузатого панка по имени Чук…
Люди приходили и уходили. Многие при этом оставались у нас надолго незримыми собеседниками: Мотя Ярый или Умка, песни которой обожала Васса, и конечно, Металлюга.
Однажды вечером, «герлы из 627» пересказали нам с десяток анекдотов из его жизни. О чем бы ни шла речь, разговор вновь возвращался к подвигам Металлюги.
Когда девицы упоминали очередную оригинальную выходку своего полумифического друга, Моо начинал оглядываться по сторонам, словно что-то искал.
Карина не выдержала:
-Что ты потерял?
Моо тут же признался:
« Нам день и ночь покоя не дает
Ваш черный человек. За мною всюду
Звеня цепями
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит...»*
-«Он же гений, – парировала Васса, - как ты, и ты, и ты! – она поочередно указала пальцем на Моо, Катулла и меня.
-И ты! – тут же отозвались мы все разом, указывая на нее.
Скучать в нашей шумной компании не приходилось.
Но если Моо тащил за общий стол своих отсутствующих друзей – поэтов, а герлы – Платоныча, Паганеля и других «системных» людей, то Юрик с упорством маньяка вызывал спесивый призрак фрау Двашевич.
Ни просьб, ни намеков он понять не хотел.
-А чё такого? – возмущался Юрик всякий раз, стоило Моо увести разговор в сторону, - Пепел, вон, Сольми цитирует, которого никто в глаза не видел!
-Я тебе больше скажу, Пепел еще и Ленина цитирует, и Энгельса даже! – не уступал Моо.
-А если всунуть четвертак, то он расскажет и не так! – поддержал Катулл и все тут же засмеялись.
-О, кстати, а вот Металлюга… - начала было Васса, но ей не дали закончить, прося пощады и обещая сразу «полцарства и бутылку портвейна за вечер тишины»…
Был у нас еще один незримый постоялец, которого любили все. Звали его Василек.
Моо часами мог рассказывать о проделках сынишки, показывая черно-белые фотографии глазастого малыша с огромной ложкой в руках. Стоило его упомянуть и, казалось, он уже высовывался из-за угла и строил нам смешные рожицы.
Как-то раз, споткнувшись в беседе о незабвенное имя Агнессы, Юрик и Моо схлестнулись не на шутку. Моо уверял, что фрау Двашевич не стоит даже упоминания в нашем кругу, коль скоро она сама нас покинула.
-Девушка, почитай, весь день икает по твоей милости, - пытался завершить разговор Моо.
Но Юрик орал, что это мы все разом ее выжили, бедную и несчастную.
Тут уж рассмеялся даже Катулл: «Как можно выжить женщину, скребущую твою душу с напором бульдозера?».
-Да вы ее застебали! – продолжал орать Юрик.
-Вот я еще мочалок не стебал в своей жизни! – фыркнул Моо, - А уж кабы взялся, - Моо покачал головой, - уж поверь, она сама бы скипнула с Айсберга в два счета, «почти не одеваясь».
-Чегой-то не одеваясь вдруг? – выкатил глаза Юрик и побелел.
-Потому что «в Баден-Баден»!
-Все шуточки, да? – свирепел Юрик.
В тот вечер у него не было фотоаппарата и он крутил веревочку в руках, то завязывая, то развязывая на ней узлы и бантики.
-Ты, как собака на сене, и сам – не ам, и вам – не дам! – Юрик распалялся все больше и больше, он уже не замечал, что хлещет самого себя веревкой по ноге, - Видно она тебя еще в Мипе отшила, вот ты и бесишься! – усмехнулся Юрик своей догадке.
-Да, горе мне, бедному, - охотно согласился Моо, - «Ребята, помогите мне отстирать клей от юбки!» - неожиданно добавил он и хмыкнул.
-Точно! – Юрик вновь завязал из веревочки бантик и тут же развязал его, - Бортанула!
Моо только руками развел.
-Как-то раз БГ спросили, что будет, если его и вправду взять к реке и положить в воду, - неторопливо начал рассказывать Катулл, - На что БГ ответил, что если это будет та самая река, то самое время суток, и та самая женщина, то все будет прекрасно…
-И что из этого? – не понял его Юрик.
-Вот! – кивнул Моо, - Именно так! Ты думаешь, тебя шанса лишили. Но если бы он был, ШАНС этот, то никто тебе не смог бы помешать… А там дальше найдется и паркет, и масло…
-Что? Масло? – переспросили Катулл и Юрик.
-«Последнее танго в Париже» смотрели? – спросил Моо.
-Увы, - мотнул головой Катулл.
-Ты зубы нам не заговаривай, - огрызнулся Юрик, - Какое еще танго!
-Всё! – хлопнул в ладоши Катулл, - Про баб поговорили, давайте про армию.
-Давайте, - согласился Моо.
-Вот кстати, про армию! – решительно кивнул Юрик, и принялся рассказывать историю, где главными героями были тараканы.
И байка была дрянь, и рассказывал он, поминутно сбиваясь, но главное – он несколько раз подчеркнул, что герой этой байки – таракан Васятка.
Резануло слух его глумливое, с хохотком произнесенное: «Васятками» мы в части тараканов называли!».
Мне захотелось сбить с него спесь:
-Чего к веревке привязался?
-Да так, привычка…
-Небось, представляешь, что это не веревка, а Агнесса? И ты ее крутишь, как захочешь, и вся она в твоих руках, и вся податливая, мягкая…
-Что ты мелешь! Чушь! – Юрик попытался усмехнуться.
-Чушь, но всякий раз, когда ты будешь видеть веревку, ты вспомнишь эту чушь…
Он попытался засмеяться:
-Вот же бред!
-И говорить: «Вот же бред!» - и вновь вспоминать мои слова: ведь вот она – Агнесса, в моих руках, вот бы ее мять, крутить, свивать, узлы вязать, рвать, держать, терпеть, обидеть, помнить, думать, ненавидеть…
Юрик уже не улыбался, смотрел на меня растерянно.
-Ты будешь всюду воровать веревки. Мимо шнурка равнодушно не пройдешь. Тебя станут бояться люди…
-Может, хватит уже? – спросил Юрик, как можно небрежнее.
-Хватит, хватит, - киваю я.
-Это просто ахинея, - добавил Юрик более решительно.
-Еще какая, - соглашусь я тут же, - Ахинея – Агнесса-веревка… и она будет звучать в твоих ушах всякий раз, как увидишь веревку, шнурок или ремень. Или Агнессу. Узлы вязать, в руках держать…
В келье 722 повисла невероятная тишина. Было слышно, как за стеной кто-то неуверенно тренькает на гитаре…
-Кажется, стучат, - выдохнул Юрик и бросился прочь из комнаты.
Почему-то без слов было ясно, что он уже не вернется сегодня в 722.
-Пойдем, папирос купим, - предложил Моо.
-Ага, и получим перевод, - кивнул Катулл.
-А назад как будем заходить? – поинтересовался Моо, - через вахту первого, и скажем, что во второй?
-Ты что, собрался в такую метель без куртки идти на почту?
-Всё уже здесь, - загадочно улыбнулся Катулл, - «ДАС даст нам всё!»**
-Тут и почта есть? – не могли поверить мы с Моо.
-И телеграф, и бассейн, бильярд…
-Да… дела… И все это мы уже захватили! – почесал бороду Моо.
Мы спустились на первый этаж «Айсберга» и на первом техническом этаже вскоре обнаружили малюсенькое почтовое отделение.
-Срочно кутить! – скомандовал Катулл.
-Еще чего! – погрозил пальцем Моо, - максимум котлету с двойным гарниром и все.
Мы дружно хмыкнули и направились в столовку. Проходя мимо киноклуба «Кадр», Моо замер и притворно ухватился за сердце.
-Ну, что еще, Старик? – обернулся к нему Катулл, - Где болит?
-Святые духи «Айсберга» услышали мои молитвы! – прошептал Моо, указывая пальцем на афишу:
Внимание, анонс!
Завершаем зиму убойной тройкой Марлона Брандо:
Трамвай «Желание»
Последнее танго в Париже
Apocalypse Now
Продолжение следует
***
Примечания:
* Моо цитирует, немного меняя слова, "Маленькие трагедии" А.С. Пушкина. Васса отвечает ему измененной цитатой из того же произведения.
**«Джа даст нам все»… - песня БГ.
Джа (Jah) - одно из имён ветхозаветного Господа Бога (Иегова, Яхве). В английском переводе Библии, известном как "Библия Джеймса I", сказано: "Пойте Богу нашему, пойте имени Его, превозносите Шествующего на небесах; имя Ему: Джа, и радуйтесь пред лицем Его". (Псалтырь, глава 67, стих 5) Подобно телу Христову, Джа дарит нам себя в виде удивительного растения, божественного воплощения - ганджа, называемого также "растением мудрости". Предание гласит, что ганджа выросла на могиле царя Соломона, мудрейшего из мудрых. Ямайцы говорят, что ганджа - это оздоровление нации (the healing of the nation). Ганджа расширяет сознание и усиливает мистическое и творческое переживание. (Взято на сайте http://rastaman.tales.ru/4.files/rastafarai.html).
***
Предыдущая глава Буриме пяти поэтов
