serebryakovaa

1977 год. Мне было 6 лет. Отец, «папа Миша», как я зову его по сей день, вернулся домой – он защитил диплом в Московском горном институте и приехал по распределению в свой родной шахтерский городок Нелидово. Мама должна была защищать диплом чуть позже…
( Читать дальше! )

(детская, лирическая)
Эту песню мне впервые спела моя подруга Оля С. в 1978 году. Дело было в городе Нелидово, Тверской области, на улице Межинской, у реки Межи.
Самое главное было – уговорить Олю спеть песню еще раз, чтобы я смогла запомнить все слова и произвести впечатление на моих одноклассниц. За 32 года не забылись слова…
«В салоне много вина.
Там пьют бокалы до дна.
Среди персидских ковров
Танцуют Танго Цветов.

Дочь капитана Джанель,
Вся извиваясь, как змей,
Среди персидских ковров
Танцует Танго Цветов.

Однажды в этот салон
Приехал важный барон,
Увидев крошку-Джанель,
Был очарован он ей.

-Джанель, тебя я люблю!
Джанель. Ты будешь моей!
Ходить ты будешь в шелках,
Купаться в нежных духах!

Матрос был очень ревнив,
Услышав танго мотив,
Бокал вина заказал
И вынул острый кинжал…

…И просвистел тот кинжал…
Барон сраженный упал.
Но через несколько дней
Слегла и крошка-Джанель.

Она шептала в бреду:
-Барон, тебя я люблю!
Хочу ходить я в шелках…
Купаться в нежных духах…

Теперь два трупа лежат.
Они в могиле лежат…
И люди помнят о них,
Услышав танго мотив…»


koshkodil журналу и человеку

1 мая 1975 года. Город Нелидово.

Детский садик. 1977. город Нелидово.

С этой мутной фотографией связаны такие воспоминания.

Наш детский садик размещался в огромном деревянном темно-коричневом доме с треугольной крышей, как на детских рисунках. Внутри были круглые «серебряные» печи, их топили дровами.
Дрова рубил подсобный рабочий, по совместительству сторож - дедушка в темных брюках, кепке и ватнике. Помню, что дрова привозили на телеге с лошадью и сгружали на общем с «Домом пионеров» заднем дворе.

Лошадь у сторожа была светлая, с длинной белой челкой и гривой. Она жарко дышала паром, и нетерпеливо била копытом… И сторож мне казался почти шаманом – он ухаживал за этим огромным сильным животным и разговаривал с ним…

Дрова сгружали во дворе, и они мокли под осенним дождем. А срезы стволов быстро желтели, значит, это была осина… Эти дрова по особенному пахли. К их запаху навсегда в памяти примешивался запах позднего осеннего дождя и весеннего талого снега.

( Читать дальше! )

Мне кажется, что и меня, и того самого Кота в сапогах можно без труда узнать на этом снимке. Мы словно из одного теста…

Осень 1977. Город Нелидово. Сестры Аида и Вика.

Настольный футбол Май, 2010 года

«Конкурс узнавания» помните?

Если бы я принесла на конкурс эту фотографию, меня узнали бы в первую секунду.
На снимке мне 6 лет, а кузине 3 года.
Столько лет прошло, а по сей день помню ту долгую фотосессию, когда дедушка Виталий Иванович водил нас с кузиной Викой по городу и везде фотографировал.
Помню, что самой себе я в тот момент казалась такой взрослой и мудрой.
До сих пор помню свои тогдашние размышления…

koshkodil журналу и человеку

В последний год своей жизни моя восьмидесятилетняя прабабушка страдала забывчивостью. Она не могла запомнить события текущего дня, по двадцать раз за день выясняла у меня: «Деточка, а ты чья?», но при этом великолепно помнила дни минувшие.
Она рассказывала о войне, о том, как ей поручили везти целый отряд подростков в Сибирь в ФЗО, как она всю дорогу молилась – читала святые тексты с особой ленты, которую повязала под воротник, как галстук, и как они выжили под бомбежкой, бабушка была уверена – благодаря этой ленте. Бабушка вспоминала о жизни впроголодь, о строгости своего отца,
о том, как они с братом Васей нашли в земле копеечку…

И еще она вспомнила вдруг песню, подслушанную случайно. Эту песню исполняла женщина в ресторане, а маленькие Лида (моя прабабушка) и ее братец Вася подслушали.

«Шла я как-то прогуляться, драму прочитать.
Мне на встречу баронесса и за ручку хвать!

Налила мне рюмку рома и сказала: «Пей!
Эта водка слаще меда! Будешь веселей!»

А потом мне подарила яркий свой наряд
и на пальчик мне надела камень бриллиант.

Не прошло и года службы, как случись беда –
-От проезжего гусара родилось дитя!

Спи дитя мое родное! Бог твой сон хранит!
Твоя мама – шансонетка по ночам не спит…

Подрастешь, полегче будет – в пансион отдам,
Будешь ты с детьми учиться самых знатных дам.

Там себе ты путь широкий вскоре изберешь,
Докторов и адвокатов защищать пойдешь!

Если будут издеваться дети злых сердец
Станут над тобой смеяться, спросят: «Где отец?»,

Ты заплачешь горько-горько, милое дитя,
Своего отца не зная, как не знала я!...».

dodrg59 помог вспомнить эту историю.

С самого начала нашему классу не повезло с иностранным языком: наш четвертый «Б» был приговорен к немецкому окончательно и бесповоротно. «Ашки» получили английский.
К шестому классу мы освоили несколько десятков фраз, могли с грехом пополам пересказать пару текстов. Урок немецкого был похож на затяжную перемену. Кто-то пел, кто-то списывал домашку, кто-то дрался, девочки играли в парикмахерскую, заполняли друг другу модные тогда «анкеты», ходили по классу, кидались бумажками. Все 32 ученика занимались своими делами, не особо слушая учительницу Зинаиду Федоровну, которая что-то вяло рассказывала у доски, даже не пытаясь нас утихомирить.
Если все-таки Зинаида Федоровна называла твою фамилию, следовало поторговаться немного: «Ну, может, не надо? Может, в другой раз? А почему я?» - и потом, набив себе цену, бодренько отрапортовать коротенький текст о лете или о зиме. Я выбрала зиму:
-Дер винтер из да. Эс ес кальт. Ес шнальт. Ди юнге лауфен ши уид шлитшу!
(Наступила зима. Холодно. Идет снег. Мальчики катаются на конках и лыжах.)
И все дела! Каждый раз «четверка» украшала мой дневник, и ближайшие 2 недели можно было приходить на «дойч», как на праздник.
Переезд моей семьи в Коми АССР, а, следовательно, перевод в новую школу, резко изменил эту ситуацию. В моем новом классе было 47 (сорок семь) учеников, класс был многонациональным и веселым, имена и фамилии были колоритные.
Здесь было принято делить класс на две подгруппы: немецкую и английскую. Учительница Алена Игоревна была юная, настырная и строгая. Она взяла нас в ежовые рукавицы и заставляла учить язык. Ее уроки не прогуливали даже самые отъявленные хулиганы – она была прехорошенькая блондиночка, носила облегающие платья с глубоким вырезом на груди. Худо-бедно занималась вся наша группа, и даже слабенькие троечники знали больше, чем отличники в моей прежней нелидовской школе №3.
Только-только я начала что-то понимать и входить во вкус, как в конце седьмого класса Алена Игоревна почему-то уволилась, и пошла у нас карусель замещающих преподавателей и отмененных уроков. Мы совершенно расслабились… Иностранный язык нас не волновал вовсе, нас накрыло с головой накатившее либидо. Как мы изучали иностранный язык в 8 классе, я не помню вовсе. Зачеты по физкультуре были куда важнее.
В 9 классе у нас появилась, наконец, постоянная учительница немецкого Нелли Викторовна. Она с порога объявила о необходимости подготовки к выпускному экзамену, продиктовала список тем, раздала нам тексты:
-Все очень просто, ребята! Читаем, переводим, учим наизусть. Самостоятельно.
Мы вяло со словарями переводили, не понимая, а скорее догадываясь, о чем идет повествование, зазубривали, как написано, не подозревая о тонкостях произношения.
Нелли Викторовна начинала каждый урок со звонкого монолога на немецком языке, потом проверяла наши домашние задания, заслушивала нас, задавала какие-то вопросы, поспешно ставила «тройки», иногда «четверки». Затем она объясняла по учебнику новую тему, и я всякий раз ничего не понимала из ее объяснений и ужасалась своей рассеянности, с тоской вспоминая Алену Игоревну.
Затем учительница приводила примеры, требовала от нас чего-то, мы молчали, она сердилась.
Когда Нелли Викторовна натыкалась на мою фамилию в классном журнале, я тараторила переводы текстов, как истинная Трындычиха, брала скоростью и громкостью, обилием эпитетов и синонимов. Мои «переводы» были в полтора, а то и в два раза пространнее оригинальных текстов.
-Ребята! Это и называется отвечать «полным ответом»! – Подытоживала Нелли Викторовна, ставила мне «четверку», тем самым обеспечивая мне покой до конца урока.
Хуже всех доставалось самым слабым ученикам. Нелли Викторовна что-то требовала по-немецки, повышала голос, стучала по столу указкой. Опрос превращался в допрос. Чем безнадежнее молчали ученики, тем говорливее становилась учительница. Она словно выстреливала в класс корявой пулеметной очередью: «вар-вар-вар!» - непонятные словеса разлетались над нашими головами, а мы вжимали головы в плечи и молчали, как партизаны.
«Нет!» - сказали мы фашистам,
не потерпит наш народ,
чтобы русский хлеб душистый
назывался словом «брот» - вспоминалось мне хрестоматийное стихотворение.
-Я ничего не понимаю! Как я буду это сдавать? – думала я, внутренне содрогаясь.
Более всего Нелли Викторовна любила терзать Гретель К., худенькую бледную девочку, которая тихо и незаметно сидела за последней партой. Учительница задавала Гретель вопрос за вопросом, а Гретель трепетала, как былинка на ветру, и молчала. Нелли Викторовна распалялась все больше и больше, обрушивая в сторону Гретель словесные конструкции, тяжелыми ледяными кирпичами:
-Ну, не слышу, не слышу! И помни: только по-немецки! – орала учительница.
- Ich verstehe nichts! – тихо-тихо отзывалась Гретель.
Закидав весь класс глыбами труднопроизносимых слов, но, не добившись от Гретель внятного ответа, Нелли Викторовна переходила на личности:
-И как тебе не стыдно?! С таким именем и ни в зуб ногой! «Ништ фирштейн»! От зубов должно отскакивать! Какая ты немка, ты – самозванка!
( Читать дальше! )

После матча 19 июня 1925 года

На обороте надпись:
«19 июня 1925 года
5 : 0
В пользу Нелидово!»

Есть еще клеймо фотографа, но фамилию не разобрать. Только город - Гжатск (ныне Гагарин).
Юноша на переднем плане в центре с мячом – мой прадед Михаил Курындин 18 лет от роду. Справа от него расположился его брат Иван.
Утомлены игрой и не подозревают, что через 16 лет начнется война, с которой им не суждено вернуться…

Эта фраза была найдена на сайте города Нелидово, в конце статьи Дранишниковой Г.В., посвященной непростой судьбе Сергея Нелидова. Судите сами:


«Сквозь пожары и революции, великие воины и разруху, перестройки и смятения в душах летишь ты во Вселенной к звездам, маленькая теплая планета по имени город Нелидово - в память о славном российском роде и человеке, не уронившем честь и достоинство, стоя даже на краю бездны.»


Автор: Дранишникова Г.В.
Найдено на сайте http://www.nelidovo.ru/

Кувшин Семейная реликвия

Этот кувшин достался мне в наследство от моей прабабушки Лидии Федоровны Курындиной (1907 года рождения). Сколько себя помню, он стоял в доме прабабушки на полке рядом с русской печью. Он мне нравился – легкий, блестящий. Именно с ним было связано новое для меня слово - «нержавейка».
Сейчас он хранится в семье моих родителей.
И только этим летом я узнала историю этого предмета. Хотя на нем нет никаких надписей, доподлинно известно, что он стал принадлежать моей прабабушке 25 января 1942 года – в день, когда наши войска освободили мой годной город Нелидово от фашистов.
Я уже писала о том, что в доме моих предков расположились непрошенные гости – немецкий офицеры, руководившие возведением железнодорожного моста над рекой Межой.
За станцию Нелидово велись ожесточенные бои. По воспоминаниям прабабушки, перестрелка велась прямо из окон их дома. Пули свистели над головой, а она продолжала хлопотать возле печки. И тогда один из немецких офицеров стал страшно кричать на нее, размахивая пистолетом, она не сразу поняла, что он хочет. Было бы глупо погибнуть вот так, от пули своих, и он приказывал прабабушке укрыться, лечь на пол, а сам продолжал отстреливаться до последнего…
Советское информбюро в вечернем сообщении 25 января 1942 года передавало:
“В течении 25 января наши войска вели упорные бои с противником. Наши части вновь продвинулись вперед, заняли несколько населенных пунктов и в их числе Нелидово на железно-дорожной магистрали Ржев - Великие Луки”…
От «квартирантов» остались карты и чертежи сооруженного моста через реку Межу – все это было передано красноармейцам.
Среди нехитрого личного имущества был и вот этот кувшин. Можно предположить, что хозяин кувшина похоронен где-то в безымянной могиле в окрестностях деревни Шарапкино Нелидовского района. Понимаю, не на пикник они ехали, но и у них были матери, жены, дети. Их кто-то ждал, переживал, не дождался, оплакивал.
Даже имен не осталось…
Поймите меня правильно, я никого не оправдываю. Мой прадед погиб под Сталинградом, от него осталась только «похоронка»…
Снимок сделан на камеру мобильного телефона, прошу извинить за низкое качество.
Не могла не поделиться с Вами этой историей.