Mon blond ange
Dec. 3rd, 2009 04:21 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
serebryakovaaОна проснулась и долго-долго лежала с закрытыми глазами: «Однако!» - вот были ее первые слова в субботу утром. Меж тем сон не шел из головы, и она поняла, что улыбается всей этой заморочке, подсказанной воображением, но пока еще не осуществленной, и вряд ли имеющей шансы стать явью. Он говорил ей вчера странные вещи целый час, пока они сидели в кафе, где-то в центре города. Он говорил, она внимала, и наглости собеседника поражалась, и взвешивала его шансы, словно приценивалась, зная наперед свое «нет». Почему? Потому что. Что тут скажешь?
Познакомились они случайно, по служебной надобности. Ее послали передать документы в одной конторе в самом центре города. Она пришла, сотрудник бухгалтерии откровенно ее игнорировал, тянул время, вперив хищный профиль в монитор, пока она не поинтересовалась, как его зовут и кому он, собственно, здесь подчиняется. Тут он взглянул на нее с интересом, представился, и с достоинством поручил другому клерку ее пустячную просьбу. Так она узнала его имя и служебный телефон, даже записала себе в блокнот, чтобы не забыть, кто был к ней равнодушен. Итак, у него было имя, фамилия, хотя про себя она назвала его «Маленький капрал» - так ее взбесил его высокомерный тон.
Потом ее вновь отправляли в ту контору, и она звонила ему, Маленькому капралу, дабы уточнить время и список необходимых документов. Так они и встречались полгода 1 раз в месяц. Пока она не увидела на его столе книгу Стругацких... С тех пор они говорили о книгах, обменивались томиками, писали друг другу краткие электронные записки…Она узнала, что он давно «сыт по горло всякими любвями безответными», и «поверил алгеброй гармонию» - то бишь нашел хорошую девушку и женился без всякой любви, по расчету.
Но зачем, зачем она пошла вообще с ним куда-то выпить? Промочить горло. Так обычно говорят герои американских фильмов. Ну, и действительно, зачем?
Да, он обмолвился о возможности получить у него работу, он ведь заведовал бухгалтерией в своей конторе. Начал сам, она этого и хотела, изначально хотела и планировала, и представляла, как было бы здорово, если бы он устроил ее на работу и сам это предложил, вот и нашаманила. Он предложил сам, сам разговор перевел на эту тему, и беседа стала томной, так как слушала и внимала, и внимательней становилась миг от мига. Ибо он был уже и не человек даже, а потенциальный шеф. И тут же, впрочем, понимала, что она для него менее всего – потенциальный сотрудник, подчиненный, а скорее та, вожделенная, которая тревожит, манит, влечет. Но тем безапелляционней было «нет», ведь они почти уже коллеги.
Но изначально она знала, что нравится ему, уж будем вещи называть своими именами, знала, и вспомнила, когда он показался полезным. Это точно. Он был сразу – «нет». Это она поняла безошибочно, чутьем красивой женщины, раз и навсегда. Конечно, бывает всякое и «никогда не говори никогда», я знаю. Но. Выбор был сделан. Рубикон оставался за спиной. Но он снился ей ночью, этой самой ночью, после разговора, и она ему уступила, слава Богам, во сне уступила, не наяву.
К вечеру понедельника накатила тоска и скука, и она позвонила ему. Упорно убеждая себя, что ей до черта нужен новый шаг в этой жизни, но на самом деле из любопытства и скуки, из желания услышать его голос, а точнее дрожь в этом голосе. Что за сладкое слово - флирт. Голос его дрожал, и хотелось сдержать себя, особенно перед всеми этими офисными любопытными глазами-ушами… Но порой прорывалось чуть больше. О работе обещанной он и думать забыл. Так показалось, уж прими, как есть. Волновало? Да, весьма, как любое словоблудие. И дрожь была. Дрожь в его голосе ощущалась. Звал, как можно небрежней в гости в офис, куда еще… Интересно было, что он предложит, и как будет вести эту игру. Очень интересно на это посмотреть. А страшно не бывает? Спросить нужно его, не бывает ли ему страшно однажды почувствовать больше, чем кайф…
Как это не отвратительно звучит, она думала о нем весь вечер, особенно на фоне того, что письмо от иного корреспондента, долгожданное, нежное, так и не появилось, и кто дал право ждать, что будет оно именно нежным и вообще, что оно будет. Из головы не шло, что работа была нужна, и жить нужно было дальше, как-то сводить концы с концами, отбрасывая мысли о безнадежности, о том, что все идет до жути не так, и нет того, что хотелось бы видеть… Но нужно было, представьте, жить дальше и улыбаться. Господи, кому и зачем, и к чему эти казенные улыбки?
Потом пришла подруга, и они затосковали вместе, и раскинули карты, о том, о сем, и карты сказали то же самое, до тошноты известное – думают они обе лишь о деньгах, и о том, где их взять. Это было правдой, и тем горше было осознавать это в понедельник вечером над колодой ТАРО, но карту из расклада не выкинешь. Тут же стоит признаться, что она взяла себя в руки и улыбнулась – художник должен быть голоден, кто это придумал, неизвестно, начать что ли картины писать, по известке постным маслом.
Вы подумайте, какая самонадеянность – Маленький капрал сказал, что в ней что-то там есть, какая-то изюминка, возмутительно! Интересно, а он пролил бы мне на плечо несколько слез в самом конце, эпилогом, апофеозом, неврозом…
Представьте себе, интересно знать это. Вспомнила снова и снова их разговор в пятницу, в кафе, и мюзикл, что звучал на заднем плане, аккомпанируя этим ладоням, этим глазам напротив: «в раба мужчину превращает красота…».
Он не любил курящих девушек. А она любила сигареты «Житан», свои тайные желания, мартини, но не коньяк. Она любила свое мертво-спокойное, печальное лицо, она боготворила свою мрачность. Она была достаточно долго одна, чтобы начать ценить это.
Еще через пару недель, в субботу, у него было дежурство в офисе, и он позвонил ей, зазвал в гости, обещал привезти пару новых книг.
«Нет, невозможно» - ответила она, и твердила себе эти слова, как заклятие, пока делала тысячи дел дома, даже взялась разобрать хлам на антресолях, и вымыть окна. Но все Золушкины заботы непостижимым образом заканчивались, а утро все не превращалось в день. «Нет, невозможно» - твердила она своему отражению в зеркале, подводя глаза, «Невозможно» - шептала она в вагонное стекло электрички, «Нет, нет и нет!» - внушала она самой себе, заходя в древний особняк на Кропоткинской, поднимаясь по гигантской лестнице, и опускаясь на стул в его кабинете.
Он был ей рад, действительно приготовил для нее книги, потчевал сладостями, улыбался ее ответам невпопад. Она вдруг с опозданием поняла, что они абсолютно одни в огромном здании. Это был нерабочий день, суббота.
Они разговаривали впервые за все дни их знакомства без свидетелей, без страха быть услышанными, хотя, убей Бог, она не смогла бы пересказать этот разговор. Вроде с литературы начали, потом углубились в анализ романа «Град обреченный», взахлеб выдвигали версии и трактовали тайный смысл; потом он стал делиться сокровенным, о чем можно украдкой в исповедальне плацкартного вагона; и тут они внезапно решили перейти на «ты», выпили по наперстку коньяка из серебристой фляжки. Затем он встал и предложил ей руку, она накрыла его ладонь своей и тоже встала, отметив про себя, что ее маленькая ладонь больше его ладони, и ей придется поцеловать его в лоб, или наклониться. Хотя не в этом дело, вы ж понимаете, не в этом. Он положил ладони ей на талию, и качнул ее в сторону, увлек за шкаф с гроссбухами, глазами указывая на некую помеху за ее плечом, как оказалось – камера наблюдения. «Дабы уста украдкой барской ягоды не ели»…
«Но мы же говорили…» - одними губами с ужасом прошептала она.
«Звук подключить должны только в понедельник» - очень тихо ответил он. Так они и стояли за шкафом, как школьники, не имея сил разомкнуть объятия. Может быть, вечность, может быть пару минут. Сколько там длится среднестатистический поцелуй, когда ясно, что продолжения не будет?
…Он отвел ее в курилку – на самую верхнюю площадку старинной лестницы. Она курила сигарету, а он ею откровенно любовался. Тут к ним присоединился какой-то сотрудник, и еще один, и еще… Оказалось, здание обитаемо, повсюду сновали люди, шумели, спорили, перетаскивали мебель, красили стены, что-то друг другу доказывали. Ей стало смешно, но она не засмеялась. Поспешила откланяться.
Через две недели на своей службе она получила новую должность, новые инструкции, и новый оклад. Книги были прочитаны. Она позвонила ему, чтобы книги вернуть. Он назначил встречу в метро. Она приехала раньше и еще издали поразилась тому, как он бледен, серьезен и подавлен.
-Вы… ты прекрасно выглядишь, – нежно сказал он.
-Что у тебя случилось? – она добавила его имя в конце фразы, чего никогда прежде не делала.
-Меня попросили. Заявление написать попросили, «по собственному желанию». Взяли на мое место племянничка директора.
-Мне очень жаль…
-Да и черт с ними! Они не платили мне и половины того, что я стою. Забудь об этом. Жаль только, что тебя я не успел устроить на работу.
-Ничего страшного. Видно не судьба, – добро сказала она.
-Не судьба, - повторил он.
Она достала из сумки книги. Он убрал их в свой кейс.
-Можно были и не возвращать.
-Ну, как же можно…
Нужно было прощаться. Но они тянули время, не находя подходящих слов.
-Спасибо Вам за все, - сказала она с чувством.
-И Вам спасибо!
-До свидания. – Сказала она и протянула ему руку.
-До свидания… - Отозвался он и сжал ее ладонь своей маленькой твердой ладонью, и вдруг добавил с сильным акцентом:
- Joséphine, mon blond ange! Je ne t’oublieral jamais...
(Жозефина, мой белокурый ангел! Я не забуду тебя никогда…)
Познакомились они случайно, по служебной надобности. Ее послали передать документы в одной конторе в самом центре города. Она пришла, сотрудник бухгалтерии откровенно ее игнорировал, тянул время, вперив хищный профиль в монитор, пока она не поинтересовалась, как его зовут и кому он, собственно, здесь подчиняется. Тут он взглянул на нее с интересом, представился, и с достоинством поручил другому клерку ее пустячную просьбу. Так она узнала его имя и служебный телефон, даже записала себе в блокнот, чтобы не забыть, кто был к ней равнодушен. Итак, у него было имя, фамилия, хотя про себя она назвала его «Маленький капрал» - так ее взбесил его высокомерный тон.
Потом ее вновь отправляли в ту контору, и она звонила ему, Маленькому капралу, дабы уточнить время и список необходимых документов. Так они и встречались полгода 1 раз в месяц. Пока она не увидела на его столе книгу Стругацких... С тех пор они говорили о книгах, обменивались томиками, писали друг другу краткие электронные записки…Она узнала, что он давно «сыт по горло всякими любвями безответными», и «поверил алгеброй гармонию» - то бишь нашел хорошую девушку и женился без всякой любви, по расчету.
Но зачем, зачем она пошла вообще с ним куда-то выпить? Промочить горло. Так обычно говорят герои американских фильмов. Ну, и действительно, зачем?
Да, он обмолвился о возможности получить у него работу, он ведь заведовал бухгалтерией в своей конторе. Начал сам, она этого и хотела, изначально хотела и планировала, и представляла, как было бы здорово, если бы он устроил ее на работу и сам это предложил, вот и нашаманила. Он предложил сам, сам разговор перевел на эту тему, и беседа стала томной, так как слушала и внимала, и внимательней становилась миг от мига. Ибо он был уже и не человек даже, а потенциальный шеф. И тут же, впрочем, понимала, что она для него менее всего – потенциальный сотрудник, подчиненный, а скорее та, вожделенная, которая тревожит, манит, влечет. Но тем безапелляционней было «нет», ведь они почти уже коллеги.
Но изначально она знала, что нравится ему, уж будем вещи называть своими именами, знала, и вспомнила, когда он показался полезным. Это точно. Он был сразу – «нет». Это она поняла безошибочно, чутьем красивой женщины, раз и навсегда. Конечно, бывает всякое и «никогда не говори никогда», я знаю. Но. Выбор был сделан. Рубикон оставался за спиной. Но он снился ей ночью, этой самой ночью, после разговора, и она ему уступила, слава Богам, во сне уступила, не наяву.
К вечеру понедельника накатила тоска и скука, и она позвонила ему. Упорно убеждая себя, что ей до черта нужен новый шаг в этой жизни, но на самом деле из любопытства и скуки, из желания услышать его голос, а точнее дрожь в этом голосе. Что за сладкое слово - флирт. Голос его дрожал, и хотелось сдержать себя, особенно перед всеми этими офисными любопытными глазами-ушами… Но порой прорывалось чуть больше. О работе обещанной он и думать забыл. Так показалось, уж прими, как есть. Волновало? Да, весьма, как любое словоблудие. И дрожь была. Дрожь в его голосе ощущалась. Звал, как можно небрежней в гости в офис, куда еще… Интересно было, что он предложит, и как будет вести эту игру. Очень интересно на это посмотреть. А страшно не бывает? Спросить нужно его, не бывает ли ему страшно однажды почувствовать больше, чем кайф…
Как это не отвратительно звучит, она думала о нем весь вечер, особенно на фоне того, что письмо от иного корреспондента, долгожданное, нежное, так и не появилось, и кто дал право ждать, что будет оно именно нежным и вообще, что оно будет. Из головы не шло, что работа была нужна, и жить нужно было дальше, как-то сводить концы с концами, отбрасывая мысли о безнадежности, о том, что все идет до жути не так, и нет того, что хотелось бы видеть… Но нужно было, представьте, жить дальше и улыбаться. Господи, кому и зачем, и к чему эти казенные улыбки?
Потом пришла подруга, и они затосковали вместе, и раскинули карты, о том, о сем, и карты сказали то же самое, до тошноты известное – думают они обе лишь о деньгах, и о том, где их взять. Это было правдой, и тем горше было осознавать это в понедельник вечером над колодой ТАРО, но карту из расклада не выкинешь. Тут же стоит признаться, что она взяла себя в руки и улыбнулась – художник должен быть голоден, кто это придумал, неизвестно, начать что ли картины писать, по известке постным маслом.
Вы подумайте, какая самонадеянность – Маленький капрал сказал, что в ней что-то там есть, какая-то изюминка, возмутительно! Интересно, а он пролил бы мне на плечо несколько слез в самом конце, эпилогом, апофеозом, неврозом…
Представьте себе, интересно знать это. Вспомнила снова и снова их разговор в пятницу, в кафе, и мюзикл, что звучал на заднем плане, аккомпанируя этим ладоням, этим глазам напротив: «в раба мужчину превращает красота…».
Он не любил курящих девушек. А она любила сигареты «Житан», свои тайные желания, мартини, но не коньяк. Она любила свое мертво-спокойное, печальное лицо, она боготворила свою мрачность. Она была достаточно долго одна, чтобы начать ценить это.
Еще через пару недель, в субботу, у него было дежурство в офисе, и он позвонил ей, зазвал в гости, обещал привезти пару новых книг.
«Нет, невозможно» - ответила она, и твердила себе эти слова, как заклятие, пока делала тысячи дел дома, даже взялась разобрать хлам на антресолях, и вымыть окна. Но все Золушкины заботы непостижимым образом заканчивались, а утро все не превращалось в день. «Нет, невозможно» - твердила она своему отражению в зеркале, подводя глаза, «Невозможно» - шептала она в вагонное стекло электрички, «Нет, нет и нет!» - внушала она самой себе, заходя в древний особняк на Кропоткинской, поднимаясь по гигантской лестнице, и опускаясь на стул в его кабинете.
Он был ей рад, действительно приготовил для нее книги, потчевал сладостями, улыбался ее ответам невпопад. Она вдруг с опозданием поняла, что они абсолютно одни в огромном здании. Это был нерабочий день, суббота.
Они разговаривали впервые за все дни их знакомства без свидетелей, без страха быть услышанными, хотя, убей Бог, она не смогла бы пересказать этот разговор. Вроде с литературы начали, потом углубились в анализ романа «Град обреченный», взахлеб выдвигали версии и трактовали тайный смысл; потом он стал делиться сокровенным, о чем можно украдкой в исповедальне плацкартного вагона; и тут они внезапно решили перейти на «ты», выпили по наперстку коньяка из серебристой фляжки. Затем он встал и предложил ей руку, она накрыла его ладонь своей и тоже встала, отметив про себя, что ее маленькая ладонь больше его ладони, и ей придется поцеловать его в лоб, или наклониться. Хотя не в этом дело, вы ж понимаете, не в этом. Он положил ладони ей на талию, и качнул ее в сторону, увлек за шкаф с гроссбухами, глазами указывая на некую помеху за ее плечом, как оказалось – камера наблюдения. «Дабы уста украдкой барской ягоды не ели»…
«Но мы же говорили…» - одними губами с ужасом прошептала она.
«Звук подключить должны только в понедельник» - очень тихо ответил он. Так они и стояли за шкафом, как школьники, не имея сил разомкнуть объятия. Может быть, вечность, может быть пару минут. Сколько там длится среднестатистический поцелуй, когда ясно, что продолжения не будет?
…Он отвел ее в курилку – на самую верхнюю площадку старинной лестницы. Она курила сигарету, а он ею откровенно любовался. Тут к ним присоединился какой-то сотрудник, и еще один, и еще… Оказалось, здание обитаемо, повсюду сновали люди, шумели, спорили, перетаскивали мебель, красили стены, что-то друг другу доказывали. Ей стало смешно, но она не засмеялась. Поспешила откланяться.
Через две недели на своей службе она получила новую должность, новые инструкции, и новый оклад. Книги были прочитаны. Она позвонила ему, чтобы книги вернуть. Он назначил встречу в метро. Она приехала раньше и еще издали поразилась тому, как он бледен, серьезен и подавлен.
-Вы… ты прекрасно выглядишь, – нежно сказал он.
-Что у тебя случилось? – она добавила его имя в конце фразы, чего никогда прежде не делала.
-Меня попросили. Заявление написать попросили, «по собственному желанию». Взяли на мое место племянничка директора.
-Мне очень жаль…
-Да и черт с ними! Они не платили мне и половины того, что я стою. Забудь об этом. Жаль только, что тебя я не успел устроить на работу.
-Ничего страшного. Видно не судьба, – добро сказала она.
-Не судьба, - повторил он.
Она достала из сумки книги. Он убрал их в свой кейс.
-Можно были и не возвращать.
-Ну, как же можно…
Нужно было прощаться. Но они тянули время, не находя подходящих слов.
-Спасибо Вам за все, - сказала она с чувством.
-И Вам спасибо!
-До свидания. – Сказала она и протянула ему руку.
-До свидания… - Отозвался он и сжал ее ладонь своей маленькой твердой ладонью, и вдруг добавил с сильным акцентом:
- Joséphine, mon blond ange! Je ne t’oublieral jamais...
(Жозефина, мой белокурый ангел! Я не забуду тебя никогда…)
