НОВОГОДНЯЯ БЫЛЬ
Dec. 28th, 2009 06:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
serebryakovaaЖенщина. Она всего лишь Женщина. Это так. И не важно, сколько августов отшумело над ее плечами увядающей листвой. Сколько августов, сколько сентябрей, шестнадцать или тридцать шесть? Она и в ожидании седьмого августа своей жизни была Женщиной.
Она была Женщиной, и в галдящей детсадовской толпе безошибочно узнала Его, забавного ладного мальчика. Узнала, улыбнулась, взглядом лукавым из под белой челки, словно мячиком об стену, шлепнула. Он тоже улыбнулся, робко, застенчиво, и хотя все понял, но хвалиться перед другими не стал. Он был изгоем, чужаком в толпе плебеев. Он был Мужчиной. Она не ошиблась.
А потом было много-много радостных дней, перемешанных красноречивыми взглядами, единство на виду у всех, в злобной языкастой сутолоке, среди пластмассовых кеглей, деревянных лошадок и мелом нарисованных домиков…
А однажды в декабре во время подготовки новогоднего утренника Ей досталась роль Снегурочки. Вот это удача! Как Она переживала из-за своего искрящегося наряда, подгоняла стрелки часов, трепеща в предпраздничном возбуждении. И день праздника настал. Дети в общей раздевалке шумно и неловко облачались в карнавальные костюмы, задевая друг друга и путаясь в пуговицах. А Она неспешно и последовательно, наслаждаясь каждым верным движением, натягивала белоснежные колготки, юбочку, атласную голубоватую шубку…
Вошла воспитательница, бережно держа перед собой громоздкую коробку.
- Ну что, Снегурочка, готова? А вот и твой кокошник.
Как хотелось в зеркале отразиться, увидеть расшитое стеклярусом сокровище на своих светлых волосах…
- Давайте я надену!
- А где же твои туфельки?
Да, про туфельки Она совсем забыла. С ними прямо беда. Туфельки к костюму не прилагались вообще, хотя уместнее были бы сапожки, но и их не было. Поэтому еще накануне воспитательница дала указание: «Пусть твоя мама что-нибудь придумает…» - и мама придумала – взяла обычные «чешки», обтянула их белым тончайшим материалом, расшила блестками и мишурой. Как они были хороши, эти туфельки, точно из белого пушистого облака, по сахару можно было ходить.
Но, лелея мечту о кокошнике, маленькая Женщина о них совсем забыла, а ведь еще вчера дома перед зеркалом примеряла, поднималась на цыпочки и млела от предстоящего фурора.
Под строгим оком воспитательницы Она надела свои туфельки и выпрямилась, ожидая одобрения.
- Да, молодец твоя мама! А теперь – кокошник…
Тугой обруч, приятная тяжесть и шепот вокруг, и завистливы взгляды, и плыть-плыть точно лебедь, с удивлением и торжеством ощущая свою грацию, и замереть напротив огромного зеркала – неужели эта светящаяся бледно-холодная девочка-женщина – я? И алым ответом расцвели щеки на прекрасном лице…
Еще несколько метров, несколько шагов и начнется Бал! Только и осталось – с деревянного крылечка спуститься, семь метров пройти, да на соседнее скрипучее крылечко подняться. Дети проводили будни в одном деревянном домике, а вот Елку для них устраивали в другом, прельщаясь огромным актовым залом.
Всего несколько шагов, не успеешь песенку пропеть, и будет праздник!…Но. Но у крылечка простиралась неопрятным разинутым зевом гигантская лужа, обычная для средней полосы, декабрьская лужа, заполненная почерневшими ледышками. Не коварный Волк, и не Змей-Горыныч, и даже не гвардейцы кардинала, а банальная оттепель преграждала путь к счастью…
Так и стояла Снегурочка на крылечке, не замечая толчки всех этих Зайчиков и Снежинок, а в ушах ее крутилась пластинкой предостерегающая мамина фраза: « туфельки не мочить туфельки не мочить туфельки…». Где-то на заднем плане олицетворением здравого смысла замаячила грузная фигура воспитательницы, зазвенели елейные: «Нина Викторовна! А вот она застряла и никого не пропускает…» - все это вдруг потеряло смысл, исчезло где-то вдалеке, в прошлом; Снегурочка взмыла в высь, сорванная с почерневших ступеней одним властным движением…
Лужа захлюпала под Его красными сапогами, сильные руки поддерживали ее хрупкое тело надежно и бережно, она в благодарном порыве обвила руками Его шею… замолчавшие Мишки и Феи, враз забывшие про устраненную преграду, напрасно вытягивали шеи – все скрывалось за полями шляпы, за яркими извивающимися перьями…
Туфельки коснулись вожделенного порога-причала. Она взбежала по ступеням, потом обернулась, величаво склонила голову в гордом венце:
- Благодарю тебя, Кот в Сапогах!
- Рад служить, Королева Снежинок! – и шляпу сорвал, и почтительно склонился в киношном мушкетерском поклоне.
А ведь знал, что прохода ему не дадут зубоскалы-пересмешники, самое жестокое племя, имя которому – «дети»; и все равно - девочку на руках, через лужу на глазах у всего мира…
А потом была Елка, Дед Мороз и цветные лампочки в пушистых ветвях… Как чудесно Она танцевала, эта маленькая Женщина, как звонко пела, но чутким сердечком простучала самой себе откровение, что поет для Него, ради Его смелости, ради глаз голубых из-под черной полумаски, ради дыхания чужого - так волнующе близко на своей щеке…
С тех пор прошло 23 года. А был ли Мальчик? Мальчик в красных ботфортах оставил меня на крылечке 23 августа назад, а я до сих пор разыскиваю Его глаза в чужих лицах, все еще хрупкими руками обвиваю Его сильные плечи…
Она была Женщиной, и в галдящей детсадовской толпе безошибочно узнала Его, забавного ладного мальчика. Узнала, улыбнулась, взглядом лукавым из под белой челки, словно мячиком об стену, шлепнула. Он тоже улыбнулся, робко, застенчиво, и хотя все понял, но хвалиться перед другими не стал. Он был изгоем, чужаком в толпе плебеев. Он был Мужчиной. Она не ошиблась.
А потом было много-много радостных дней, перемешанных красноречивыми взглядами, единство на виду у всех, в злобной языкастой сутолоке, среди пластмассовых кеглей, деревянных лошадок и мелом нарисованных домиков…
А однажды в декабре во время подготовки новогоднего утренника Ей досталась роль Снегурочки. Вот это удача! Как Она переживала из-за своего искрящегося наряда, подгоняла стрелки часов, трепеща в предпраздничном возбуждении. И день праздника настал. Дети в общей раздевалке шумно и неловко облачались в карнавальные костюмы, задевая друг друга и путаясь в пуговицах. А Она неспешно и последовательно, наслаждаясь каждым верным движением, натягивала белоснежные колготки, юбочку, атласную голубоватую шубку…
Вошла воспитательница, бережно держа перед собой громоздкую коробку.
- Ну что, Снегурочка, готова? А вот и твой кокошник.
Как хотелось в зеркале отразиться, увидеть расшитое стеклярусом сокровище на своих светлых волосах…
- Давайте я надену!
- А где же твои туфельки?
Да, про туфельки Она совсем забыла. С ними прямо беда. Туфельки к костюму не прилагались вообще, хотя уместнее были бы сапожки, но и их не было. Поэтому еще накануне воспитательница дала указание: «Пусть твоя мама что-нибудь придумает…» - и мама придумала – взяла обычные «чешки», обтянула их белым тончайшим материалом, расшила блестками и мишурой. Как они были хороши, эти туфельки, точно из белого пушистого облака, по сахару можно было ходить.
Но, лелея мечту о кокошнике, маленькая Женщина о них совсем забыла, а ведь еще вчера дома перед зеркалом примеряла, поднималась на цыпочки и млела от предстоящего фурора.
Под строгим оком воспитательницы Она надела свои туфельки и выпрямилась, ожидая одобрения.
- Да, молодец твоя мама! А теперь – кокошник…
Тугой обруч, приятная тяжесть и шепот вокруг, и завистливы взгляды, и плыть-плыть точно лебедь, с удивлением и торжеством ощущая свою грацию, и замереть напротив огромного зеркала – неужели эта светящаяся бледно-холодная девочка-женщина – я? И алым ответом расцвели щеки на прекрасном лице…
Еще несколько метров, несколько шагов и начнется Бал! Только и осталось – с деревянного крылечка спуститься, семь метров пройти, да на соседнее скрипучее крылечко подняться. Дети проводили будни в одном деревянном домике, а вот Елку для них устраивали в другом, прельщаясь огромным актовым залом.
Всего несколько шагов, не успеешь песенку пропеть, и будет праздник!…Но. Но у крылечка простиралась неопрятным разинутым зевом гигантская лужа, обычная для средней полосы, декабрьская лужа, заполненная почерневшими ледышками. Не коварный Волк, и не Змей-Горыныч, и даже не гвардейцы кардинала, а банальная оттепель преграждала путь к счастью…
Так и стояла Снегурочка на крылечке, не замечая толчки всех этих Зайчиков и Снежинок, а в ушах ее крутилась пластинкой предостерегающая мамина фраза: « туфельки не мочить туфельки не мочить туфельки…». Где-то на заднем плане олицетворением здравого смысла замаячила грузная фигура воспитательницы, зазвенели елейные: «Нина Викторовна! А вот она застряла и никого не пропускает…» - все это вдруг потеряло смысл, исчезло где-то вдалеке, в прошлом; Снегурочка взмыла в высь, сорванная с почерневших ступеней одним властным движением…
Лужа захлюпала под Его красными сапогами, сильные руки поддерживали ее хрупкое тело надежно и бережно, она в благодарном порыве обвила руками Его шею… замолчавшие Мишки и Феи, враз забывшие про устраненную преграду, напрасно вытягивали шеи – все скрывалось за полями шляпы, за яркими извивающимися перьями…
Туфельки коснулись вожделенного порога-причала. Она взбежала по ступеням, потом обернулась, величаво склонила голову в гордом венце:
- Благодарю тебя, Кот в Сапогах!
- Рад служить, Королева Снежинок! – и шляпу сорвал, и почтительно склонился в киношном мушкетерском поклоне.
А ведь знал, что прохода ему не дадут зубоскалы-пересмешники, самое жестокое племя, имя которому – «дети»; и все равно - девочку на руках, через лужу на глазах у всего мира…
А потом была Елка, Дед Мороз и цветные лампочки в пушистых ветвях… Как чудесно Она танцевала, эта маленькая Женщина, как звонко пела, но чутким сердечком простучала самой себе откровение, что поет для Него, ради Его смелости, ради глаз голубых из-под черной полумаски, ради дыхания чужого - так волнующе близко на своей щеке…
С тех пор прошло 23 года. А был ли Мальчик? Мальчик в красных ботфортах оставил меня на крылечке 23 августа назад, а я до сих пор разыскиваю Его глаза в чужих лицах, все еще хрупкими руками обвиваю Его сильные плечи…
