serebryakovaa

На рабочем месте На фотографии нет даты, к сожалению. Но сколько я себя помню, моя бабушка Аида Михайловна выглядела именно так.

То, что у меня особенная бабушка, я осознала в день своего 10-летия.
Стоял чудесный теплый день 24 августа 1981 года. Собирались гости, родственники – планировался грандиозный праздник. Чтобы не толкаться в крохотной квартире, пока еще не все дети собрались, мои взрослые гости разговаривали во дворе перед подъездом. А мы с соседкой Наташкой разглядывали взрослых в окно.
-Кто это там? – поинтересовалась Наташка.
-Это мои бабушки, - гордо сообщила я.
-У тебя три бабушки? – изумилась Наташка.
-Нет, бабушки две: Аида и Ася, а третья – прабабушка Лида, мама бабушки Аиды.
-Ну, не знаю. Я вижу за окном двух бабушек и одну девушку!

После матча 19 июня 1925 года

На обороте надпись:
«19 июня 1925 года
5 : 0
В пользу Нелидово!»

Есть еще клеймо фотографа, но фамилию не разобрать. Только город - Гжатск (ныне Гагарин).
Юноша на переднем плане в центре с мячом – мой прадед Михаил Курындин 18 лет от роду. Справа от него расположился его брат Иван.
Утомлены игрой и не подозревают, что через 16 лет начнется война, с которой им не суждено вернуться…

Курындины Семейный портрет перед ВОВ.

Страна отметила День Победы. Отгремели бравурные марши. Картошка была посажена. Выходные закончились.
А 10 мая 2000 г. война отозвалась мне, рожденной в 1971 г., в лучшем случае внучке войны (отец мой 1946 г.р.), а уж совсем не участнице. Моя бабушка, Аида Михайловна, разыскала среди старых документов извещение о том, что ее отец, мой прадед Михаил, пропал без вести под Сталинградом; извещение, которое в народе прозвали похоронкой, и последнее его письмо.
Я читала записочку, узнавая в завитках, начертанных рукой прадеда, характерные особенности бабушкиного и материного почерка, и ощущала горечь утраты. Последняя записка с фронта – полуистертые карандашные строчки на клочке бумаги, и фраза в самом конце, перед подписью: «Целую Вас всех…» – болью отозвалась в сердце. Говорят, пока не похоронен последний солдат, война не окончена, война продолжается. Я держу письмо с фронта в руках, а ОН, мой прадед Михаил, даже не знал, что я появлюсь на свет, и буду носить такое же имя, как и его дочь.
Через несколько дней совершенно случайно нашлись старинные фотографии, считавшиеся потерянными, среди которых одна особенно заинтересовала меня – 35- летний прадед с женой и дочерью. Теперь, спустя столько лет после войны, после смерти прабабушки, его жены, на руках у которой я выросла, обожженная накануне его сбивчивой запиской, я смогла посмотреть в его лицо. Я изучала фотографию и размышляла о том, каким человеком он был, этот молодой мужчина, замерший перед фотоаппаратом и не подозревающий, что фотографируется с семьей в последний раз… Об этом я могу узнать только с чужих слов, а жаль. Разглядывая черты лица своего прадеда, я вдруг с радостью обнаружила, что у меня его лоб, его глаза… Как говорят, родная кровь – не вода… Я живу, потому что он был готов умереть за всех нас в любой момент, и отдал свою жизнь, не раздумывая, когда пришел его час.
Где Ты, мой пращур? Под каким деревом, у какого камня смерть настигла Тебя? Встретил ли Ты ее с улыбкой или испытал внезапную дурноту ужаса? Что Ты вспомнил в последнюю минуту? О чем было Твое последнее сожаление? Или, может быть, сожаления не было, а была лишь благородная ярость и торжество осознания того факта, что Ты не дешево продал свою жизнь…
Покойся с миром и знай, что я помню о Тебе, и горжусь тем, что в моих жилах течет Твоя кровь.
Я живу и смотрю на мир его глазами, глазами моего прадеда, молодого, красивого, недолюбившего…
А от прабабушки мне досталось в наследство умение ждать.

Это моя прабабушка
Лидия Курындина в возрасте 27 лет
(фрагмент фотографии). 1934 год.
Обратите внимание на ее наряд.