«Айсберг»

[serebryakovaa]

Роман

Я - не мужчина, я – Брут.

«Я – Брут!» - он всем так представляется. И это не рисовка. Это скорее предупреждение на коробке: «Осторожно, взрывоопасно!», но большинство смертных любят проверять себя на прочность.

Мы не похожи, скорее одного типа.

Брут любит строгие серые костюмы.
Я предпочитаю джинсы, классические синие, чуть потертые джинсы.

Брут никогда не носит украшений. А у меня в левом ухе два серебряных кольца.

Брут прекрасно разбирается в автомобилях. Он - отличный водитель.
Я предпочитаю перемещаться на такси в любой час, в любой точке планеты.

Брут - ловкий интриган. У него усталое, лишенное возраста лицо.

Я кажусь моложе, хотя мы ровесники. Волосы светлые, только я люблю длинные, а Брут стрижется коротко. Было время, Брут носил бороду; всякий раз наедине мне восторженно изрекал: «А Вы, как обычно, чисто выбриты!». Ирония в том, что я могу неделями не прикасаться к станку, но стоит мне с утра встряхнуть красную жестянку «Old spice», как вечером жди встречи с Брутом. Примета верная. А он убежден, что я – раб условностей.

Да-да, мы оба - страшные лентяи.
Для Брута самое важное, чтобы та, что сейчас рядом с ним, вызывала всеобщий интерес, чтобы на нее оглядывались, чтобы все ему завидовали. Он с легкостью променяет свою подружку на вашу жену, лишь бы она была красивее, ярче, необычней. Он азартен, тщеславен и неразборчив. Брут вчера хотел фотомодель, а сегодня - кассиршу из универсама, а через месяц он захочет китаянку.

Я неизменно предпочитаю бледных, черноволосых, статных и молчаливых.

Я серьезно отношусь к словам. Я выполняю обещания.
Брут подводит компаньонов, опаздывает на встречи, или вообще не является, когда ты его ждешь, и он тебе до черта нужен. Его можно ругать последними словами, и это не сказывается на его самочувствии.

Моя женщина обручилась со мной лишь из-за того, что Брут уснул в метро.

Из всех людей, причастных к этой истории, Брут появился в Айсберге самым последним.



***

-Так значит, Агнесса Двашевич тебя привезла на Айсберг? – снова уточнила Карина.
-Однажды, 13 февраля, - добавил Катулл.
-Да, - киваю я, - целую вечность назад.

-Постой, - вмешался Моо, ощерившись прокуренными зубами, - это же было … недели две назад!
-Быть не может! – не поверили мы с Катуллом.

-Ты уж лучше молчи, - назидательно посоветовала Катуллу Карина, - Ты не ходишь на пары, вот и не знаешь, какой день нынче. Глянь в календарь!
Мы принялись искать календарь, потом долго в него пялились, не веря своим глазам. Моо был прав: мы жили в Айсберге всего 19 дней.

-Как такое может быть…
-О-о-о! – Карина понимающе улыбнулась, - Может, еще как может! У меня первое время в Айсберге было такое ощущение – время растянулось неимоверно. Вот, думаю, уже полгода прошло, а оказалось – полтора месяца!
-Точно, - кивнула Васса. – У меня так было.

Мы переглянулись и замолчали. Моо закурил. Васса склонилась над книжкой. Карина собрала со стола пустые чашки, блюдца и пепельницу. Катулл бросился ей помогать…

Из-за занавески, отгораживающей аппендикс комнаты, раздалось сдержанное покашливание и шепот.

-У меня тоже так было, - сказала из-за занавески Катенька, соседка Вассы и Карины.
-Не у тебя, а у нас, - ревниво поправил ее мужской голос.
-Я и говорю, у НАС так было поначалу… - согласилась Катя.

-Чё было-то, Кать? – спросила шторку Васса, оторвавшись от тетради.

-Время было растянуто, как старые колготки, - призналась Катя из-за шторки и словно задохнулась от своего признания.

-Хорошо сказала, - кивнул Моо, - Стало быть, она существует!
-Кто?
-Катенька, - показал рукой на шторку Моо, - Раньше мы лишь слышали, что ЯКОБЫ Катенька проживает там за шторкой с Андрюхой, а нынче мы получили благую весть, - Моо самодовольно рассмеялся, – Из-за шторки!

-Иногда они говорят с нами, - подтвердила Карина.
-А в следующем воплощении мы их увидим, - кивнула Васса.

-Да, придешь в редакцию по распределению, а на двери табличка: «Катерина Витальевна Ручкина. Главный редактор».

Из-за шторки раздался смех.

Мои друзья смеялись и продолжали шутить. А на меня навалились воспоминания о том далеком февральском дне, когда…

***
…День тот был тоскливо-серый, мрачный, слякотный. С самого утра накрапывал дождь вперемешку со снегом. Сырость хлюпала под ногами, оседала на плечах, стекала по волосам ледяными каплями. Время словно остановилось. Казалось, конца этому серому дню не будет.
Я замираю под козырьком здания, что еще вчера было моим убогим казенным местом проживания, и закуриваю. Куда мне спешить? Я отмечаю в памяти серый день, бесконечный дождь или все же снег… за спиной лязгнула дверь. Тоненькая, гибкая Агнесса приближается ко мне с огромным чемоданом в руках. Мы обмениваемся улыбками. Моя бледная улыбка взамен на ее алую, сочную. Я отмечаю про себя, как она хороша, даже в этот слякотный день, и тут же вспоминаю свою вопрос: «Скажите, откуда приезжают в Москву такие красивые девушки?», с которого началось наше знакомство.

Итак, рано утром, 13 февраля 1990 года, мы с Агнессой шагнули в этот серый снего-дождь, и замерли среди снежинок-капель, словно в овсяном киселе. Неба над головой не было. Была вокруг серая пустота, туман, сожравший силуэты деревьев, и бурая хлюпающая слякоть под ногами. Каких-то особых слов друг для друга у нас не нашлось. Да и что было обсуждать, ситуация банальна: из казенного дома нас в то утро выперли. Кончилась одна история, начнется другая. Мы в данный момент стоим и курим между двух историй. Все дороги лежат перед нами. Достаточно сделать шаг.

Мы были совершенно свободны. Был ли кто-то в тот миг счастливее нас?
Агнесса предложила: «Давай махнем на Айсберг! Можно там осесть…»
И откуда-то из тумана вынырнуло желтой субмариной такси, удивительно радостное, яркое, и мы расположились на заднем сидении, наслаждаясь уютом движения, прочь от одной старой истории, к другой – неначавшейся. Мы ехали-плыли в тумане бесконечно долго, и мне почему-то это нравилось, мне хотелось, чтобы эта поездка все тянулась и тянулась…

«Айсберг» - это было словечко из лексикона Агнессы.
Агнесса страстно воспевала всем и вся «Айсберг» - неведомый приют странников, некую идеальную среду обитания, где не нужны визы, штампы и прописка. Верили ей немногие. Отчасти виной тому особая манера Агнессы говорить о любом пустяке либо с пафосом, либо с восторгом. Была она хрупкой, изнеженной, в быту совершенно неприспособленной, что женщин, в особенности соседок по комнате, бесило, а в мужчинах пробуждало рыцарские чувства.
Мы подружились на бытовой почве. По-соседски Агнесса позаимствовала утюг и вскользь поинтересовалась, как гладят брюки. Мне было проще отутюжить ей брюки, чем объяснить, как. Благодарная Агнесса тут же приняла меня в число своих пажей, о чем и поведала с нескрываемым восторгом. Окружающие Агнессу люди делились на две категории: ее пажи и прочие, что ее не интересовали. Пажи Агнессы были сплошь юны, честолюбивы и подавали надежды. Большинство из них училось в МГУ и проживало в Айсберге. Странно, но на мой счет Агнесса ошибалась. Мне нравилось общаться с ней, помогать ей, но не более того.
Мне нравились ее рассказы об Айсберге, особенно в стенах нашей богадельни. Вот, я уже, как и Моо, говорю «богадельня», ибо место было дрянь. На ковер директора можно было попасть за постер любимой группы, не отвечающий эстетическим запросам комитета комсомола, или за икону, как это было в моем случае. Верить хотелось, что Айсберг действительно существует.
Видимо за особые таланты в утюжке брюк, и за мою веру, именно мне был предъявлен живой житель Айсберга.

«Ко мне заедет Чел со Льда» - именно так она и сказала однажды в сентябре. И на мое недоумение уточнила: «Ну, со Льда, из Айсберга. Я не успеваю на эту встречу, и перенести не смогу. Ты встреть его и задержи до моего приезда!» - распорядилась Агнесса: «Ice-ice, бэби!» - добавила она и сладко улыбнулась.
А потом приехал он – «Чел со Льда» - Катулл.

***
Смеркалось. А мы все ехали-плыли в стеклянном шелесте капель, уже не разобрать было над асфальтом или по туману мы плутаем.
Город за мокрыми стеклами стал зыбким, неузнаваемым, чужим. Мне казалось, что мы плывем куда-то на окраину миров, и движению этому не будет конца, ибо у последнего бордюра загородного шоссе, наше такси не станет тормозить и сорвется в никуда радостной звонкой кляксой.
Красиво должно быть со стороны. Агнесса могла бы это оценить. Но говорить не хотелось. Хотелось лишь продолжать движение из книжного пункта «Б» в пункт «А» - «Айсберг», осознавая неизбежность происходящего и счастливую покорность судьбе.

За окном мы разглядели указатель «Загородное шоссе». У меня закружилась голова.
«Приехали!» - сообщила Агнесса, не дав мне толком испугаться.
…Внутри оказалось сухо, просторно и светло. В тот день продавали билеты на премьеру фильма Сергея Соловьева «Черная роза – эмблема печали, красная роза - эмблема любви», и аллея зимнего сада была перечеркнута змеистой очередью к крохотной будочке кассы.
Переступив мраморный порог, мы погрузились в теплое безвременье, и Айсберг поглотил нас.

…Первым делом мы поднялись в келью Катулла, чтобы бросить там свои пожитки.
Пол в бесконечном коридоре был выложен в шахматном порядке линолеумными квадратами.

Серые и синие квадраты уходили куда-то в бесконечность.

-Нам направо. Наша дверь самая последняя по коридору, - мечтательно сообщила мне Агнесса.

Я замечаю огромные буквы: "Don't worry! Be happy!" - черным маркером через желтую стену,
и тут же улыбаюсь доброму знаку.

-Семь – два - два! – сказала Агнесса, и вошла без стука в комнату №722.

Нас встретил Катулл – тот самый «Чел со Льда», с которым мы уже были знакомы.
-Ты только вообрази себе этот произвол, - сообщила ему Агнесса, покорно позволяя принять свое пальто, и тут же усаживаясь на какое-то подобие дивана, укрытое казенным кусачим одеялом, и закуривая, - Нас вот прямо нынче же утром выставили! Ну, ты только представь себе! Я сплю, вижу сладкие сны, а тут вламываются две каракатицы от коменданта и начинают меня из кровати доставать. Я им, конечно, говорю: «Господа, покиньте помещение! Дайте мне хоть привести себя в порядок!».
-А они что же? – подобострастно спросил Катулл, густо краснея.
-Ой, отстань! – махнула красивой рукой Агнесса, - Стояли и смотрели, как я буду перед ними одеваться.
-Вот же скоты! – ужаснулся Катулл.
-Ничего, я на них «ДО 16 и старше» натравлю! – мрачно пообещала Агнесса, и загадочно замолчала.
-А вообще, сюжетец как раз для 13 числа, - сказал светловолосый незнакомый юноша, которого мы поначалу даже не заметили в комнате.
-Юрик, - представился он.
-Дружочек, все эти знакомства мы оставим на потом, - не дала нам обменяться рукопожатием Агнесса, - Теперь мы все дружно идем в кофейню. Вот прямо сейчас…

Нам оставалось лишь подчиняться.

Всю дорогу от комнаты 722 до кофейни Агнесса сопровождала комментариями, безумно напоминающими всех бабушек мира разом.
-Мы вышли из 722 и пошли по коридору до лифта, - сообщила она, гордо шагая впереди нашей маленькой компании на высоких каблучках.

-Все пути начинались от наших дверей,
Но мы вышли только чтобы стрельнуть сигарет… - вспомнилась мне строчка из песни БГ.

-А теперь мы идем вниз. – Добавила Агнесса, укладывая хорошенькую ручку на перила, - мы были на седьмом этаже, комната ведь 722, помнишь? И теперь на первый!... Один пролет, детка, равно - один этаж.

-А ведь она даже не курит, - едва слышно выдохнул за моей спиной Катулл.
-Еще как курит, - не понял его шутку Юрик.

На площадке второго этажа наша красотка остановилась и сообщила мне громким шепотом:
-А сейчас просто иди за мной и веди себя естественно, ясно? А то там бабки!
-Что еще за бабки?
-Ну, вахта там! Если что, запомни: ты живешь тут всю жизнь, а белье меняют в 13 комнате!

Мы покорно кивнули и двинули гуськом за ней на первый этаж, и тут нас такой хохот разобрал.
-Три медведя… - стонал Катулл.
-Гномы, блин… - подхрюкивал Юрик…

Ну, правда! Идет очень красивая девушка Агнесса в темном, (вот сейчас Моо дал бы мне пинка за такое убогое повествование, и потребовал бы эпитетов, оригинальности, цветов и оттенков), стало быть идет Агнесса в костюме цвета первого свидания, в смысле молочного шоколада, а за ней три особи в серой застиранной джинсе, след в след…

Едва не падая от смеха, мы миновали вахту и прошли сквозь стеклянные двери в огромный холл, залитый сиянием сотен ламп дневного света.

Агнесса не соизволила обернуться на нас, она решительно устремилась вперед и вверх - в кофейню нужно подниматься по лестнице.
Пока Юрик и Катулл покупали кофе, мы с томной девой уселись за маленький полированный столик и осмотрелись.

Кофейня огромной буквой «Г» нависала на уровне второго этажа над столовой и зимним садом. Любой желающий мог пить кофе, любуясь теми, кто жаждет комплексный обед, или же изучать тех, кто прогуливается среди пальм.

Десятки людей двигались мимо нас и туда, и сюда, и движение это поражало своей праздностью, негой, сладостным ничегонеделанием. На меня снизошел покой. Мы помешивали кофе, неспешно впитывая все, что нас окружало: мрамор и стекло, гул незнакомых голосов, стук каблуков, чахлую зелень пальм и смальту мозаичных стен.
-Как тебе здесь, друг мой? – участливо спросила Агнесса.
-Спокойно, спасибо.
-Это самое главное.

Вечер все тянулся, словно пытаясь навсегда врезаться в мою память. Мы вернулись в келью Катулла, где пили красное вино, над чем-то смеялись, шутили, доказывали непреложные истины, оспаривали очевидное, пели, буянили, городили вздор, клялись и каялись, словом, мы были счастливы.

И внезапно, на середине фразы, Агнесса улыбнулась сладчайшей из своих алых улыбок, и направилась к выходу. Катулл рванулся за ней так, словно уходя, она забрала с собой весь его воздух. Мне стало душно.

Вечер повис на последнем издыхании электрической лампочкой без абажура над сиротливым квадратом стола. Где-то в коридоре приглушенно пели, кто-то неуверенно перебирал струны расстроенной вконец гитары. Гигантская серая громада жила и грела сотни незнакомцев…

Форточка долго не поддавалась. Наконец ледяной воздух, точно опасная бритва, освежил мои щеки. Снег теперь шел крупными хлопьями, украшая шапками круглые шары фонарей. От фонарей шел холодный белый свет. Словно это не фонари, а 12 полных лун светили у подъезда.

С того самого дня ничто не взбадривает меня лучше, чем холодный ветер с дождем, и эта звенящая сиюминутная неизвестность, когда еще не ясно, куда же дальше двигаться, что делать. И до тех пор, пока выбор не сделан, я упиваюсь своей свободой. Что вообще может быть лучше свободы?



…Рано утром в 722 вошли горластые люди. Они осмотрели комнату на предмет пожарной безопасности, пожурили нас за электроплиту, которая стояла на самом видном месте, и поспешно удалились. Мы даже не успели испугаться....


Продолжение следует…