Раневская

Сняться в плохом фильме - все равно, что плюнуть в вечность.

Некто Жучкин

Это было «Лето 88». Да, мы именно так и запомнили, и величали, и бисером по джинсе вышили: «Лето-восемь-восемь».
Поначалу нас было трое: Лева, я и Жучкин. Два высоченных парня и я между ними с длинными-длинными хайрами. Мы были неразлучны. Потом родители поручили Левке заботу о младшем брате, и мы везде таскали за собой «живой магнитофон по сбору компромата» - как сказал Жучкин.
Мы с Левкой были погружены в искусство и поиски себя. «В искусство» - это так называлось стремление Левы выжать из гитары хотя бы лейтмотив песни «Дым над водою», а «поиски себя» - так величались мои графоманские потуги.
А Жучкин заявил, что этим летом непременно женится и поступит в МГУ. Мы поудивлялись полчаса и пожелали ему успехов.
Жучкин был самым остроумным и начитанным из нас. Он носил длинные волосы, круглые очки и неопрятную замшелость на лице. У него была фигура, как веретено, когда живот и бедра – самая широкая часть тела. Внешне он был тюфяк и увалень, эдакий «котообразный толстяк». Помню, мы зашли в «Булгаковский подъезд», картинками полюбоваться, и там увидели рисунок - огромного черного кота на стене вполоборота к нам, и 9-летний Ян, Левкин брат, бесстрастно ляпнул: «О, смотрите – Жучкин!».
Через много лет Ян признался, что всегда думал, что «Жучкин» - это должность или звание, типа как «завуч» или «доцент», а вовсе не фамилия.
Жучкин жаждал именоваться звучным выдуманным именем «Аксолотль» или «Анубис», но звали его по-прежнему «Жучкин» и даже не догадывались, что это – его фамилия по паспорту.
( Читать дальше! )