Памяти Джима Моррисона
Jul. 4th, 2010 03:30 pmКалинов мост «Честное слово»
В городе Париже в начале июля
Я столкнулся с ним, когда играл в прятки
Он рвал свои стихи, пил дешевый виски и плакал
Его поджидала смерть, и он знал об этом
Его лицо изрытое траншеями сомнений
Успокоилось, покрылось слоем мела,
Я спросил в упор: «Куда ты собрался?»
Он шепнул: «На небо…» - и улыбнулся
Честное слово...
Честное слово...
В душном июле я запомнил, как он умирал.
От снов до вдохновения целая вечность
Я трижды мог пропасть, пока ее мерял
Звериное чутье выручало
В слепой дороге
Я встретил могикан, для которых честь - табу
И холеных фаворитов, что бесятся с жиру,
У первых был внимательным учеником,
Вторым вгрызался в глотку дикой собакой.
Издерганный молвой о распятой любви,
Израненный баграми языкастых пророков,
Я медленно ступал по дымящей земле,
И мучился жаждой.
Может быть, мне просто повезло, воронью всему назло.
Мне не дали сгинуть в прорве дней, помогли залечить раны.
По тропинкам узким и шальным, по обрывам ледяным
К родникам живым привели меня, мимо зоркой охраны...
Я припал к воде запекшимся ртом
И жадно пил, глотая свое отраженье,
Да видно перебрал живительной влаги,
Меня начал бить озноб.
В памяти кипел раскаленный июль,
Париж не поперхнулся своею жертвой.
Я решил двигаться, чтобы согреться,
Я начал двигаться, чтобы согреться.
Честное слово...
Честное слово...
Я не хочу умереть в ожидании солнца.
В городе Париже в начале июля
Я столкнулся с ним, когда играл в прятки
Он рвал свои стихи, пил дешевый виски и плакал
Его поджидала смерть, и он знал об этом
Его лицо изрытое траншеями сомнений
Успокоилось, покрылось слоем мела,
Я спросил в упор: «Куда, Джим, собрался?»
Он шепнул: «На небо...»
В городе Париже в начале июля
Я столкнулся с ним, когда играл в прятки
Он рвал свои стихи, пил дешевый виски и плакал
Его поджидала смерть, и он знал об этом
Его лицо изрытое траншеями сомнений
Успокоилось, покрылось слоем мела,
Я спросил в упор: «Куда ты собрался?»
Он шепнул: «На небо…» - и улыбнулся
Честное слово...
Честное слово...
В душном июле я запомнил, как он умирал.
От снов до вдохновения целая вечность
Я трижды мог пропасть, пока ее мерял
Звериное чутье выручало
В слепой дороге
Я встретил могикан, для которых честь - табу
И холеных фаворитов, что бесятся с жиру,
У первых был внимательным учеником,
Вторым вгрызался в глотку дикой собакой.
Издерганный молвой о распятой любви,
Израненный баграми языкастых пророков,
Я медленно ступал по дымящей земле,
И мучился жаждой.
Может быть, мне просто повезло, воронью всему назло.
Мне не дали сгинуть в прорве дней, помогли залечить раны.
По тропинкам узким и шальным, по обрывам ледяным
К родникам живым привели меня, мимо зоркой охраны...
Я припал к воде запекшимся ртом
И жадно пил, глотая свое отраженье,
Да видно перебрал живительной влаги,
Меня начал бить озноб.
В памяти кипел раскаленный июль,
Париж не поперхнулся своею жертвой.
Я решил двигаться, чтобы согреться,
Я начал двигаться, чтобы согреться.
Честное слово...
Честное слово...
Я не хочу умереть в ожидании солнца.
В городе Париже в начале июля
Я столкнулся с ним, когда играл в прятки
Он рвал свои стихи, пил дешевый виски и плакал
Его поджидала смерть, и он знал об этом
Его лицо изрытое траншеями сомнений
Успокоилось, покрылось слоем мела,
Я спросил в упор: «Куда, Джим, собрался?»
Он шепнул: «На небо...»