
«…И вдруг, когда с начала траура уже прошло немало времени и
в галерее возобновились собрания вышивальщиц крестиком, среди
мертвенной тишины знойного дня, ровно в два часа, кто-то с
такой силой толкнул парадную дверь, что весь дом ходуном
заходил; Амаранте и ее подругам, сидевшим в галерее, Ребеке,
сосавшей палец в своей комнате, Урсуле на кухне, Аурелиано в
мастерской и даже Хосе Аркадио Буэндиа под одиноким каштаном --
всем показалось, будто здание разваливается от начавшегося
землетрясения. На пороге возник человек необыкновенного вида.
Его квадратные плечи едва умещались в дверном проеме. На бычьей
шее висел образок Девы Исцелительницы, руки и грудь были сплошь
покрыты загадочной татуировкой, а правое запястье плотно сжато
медным браслетом-талисманом. Кожа выдублена солеными ветрами
непогоды, волосы короткие и торчащие, как грива мула,
подбородок решительный, а взгляд печальный. На пришельце был
пояс в два раза толще лошадиной подпруги, высокие сапоги со
шпорами и подкованными железом каблуками, от его поступи все
дрожало, как во время сейсмического толчка. Он прошел через
гостиную и залу, неся на руке изрядно потрепанную переметную
суму, и, подобно удару грома, ворвался в тишину галереи с
бегониями, где Амаранта и ее подруги так и застыли с иголками в
воздухе. "Добрый день", -- сказал он усталым голосом, швырнул
свою ношу на стол перед ними и двинулся дальше в глубь дома.
"Добрый день", -- сказал он Ребеке, испуганно выглянувшей из
своей спальни. "Добрый день", -- сказал он Аурелиано, все пять
чувств которого были прикованы в этот момент к работе. Человек
нигде не задерживался. Направился прямо на кухню и только там
остановился, завершая путешествие, начатое на противоположном
краю света. "Добрый день", -- сказал он. На одну долю секунды
Урсула оцепенела с открытым ртом, затем посмотрела пришельцу в
глаза, ахнула и повисла у него на шее, крича и плача от
радости. Это был Хосе Аркадио.»
Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»