Аромат жасмина
Nov. 19th, 2009 02:57 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
serebryakovaa«ОКТЯБРЬСКАЯ»
В вагоне было просторно. Все места были заняты, но лишь несколько пассажиров стояли.
Я расположилась возле длинной скамьи поближе к выходу. На скамье восседали женщины от 35 до бесконечности. Все они что-то читали: одни шуршали газетами, а другие бесшумно погружались в чужую придуманную жизнь под аляповатыми обложками.
Он вошел на «Октябрьской» и проследовал в середину вагона. Каждый шаг давался ему с напряжением. Он остановился рядом со мной и грузно оперся на внушительную трость. Дама в шляпке с кокетливой вуалью, занимающая самое крайнее место у двери, сосредоточено уткнулась в пухлый томик с разбитым сердечком на обложке. Прочие женщины-чтицы последовали ее примеру, зашуршали страницами.
Мне стало досадно, что на прошлых остановках я не заняла место, и сейчас не могу его уступить старцу. Стало стыдно за это подчеркнутое равнодушие женщин. Однако, уже в следующее мгновение луноликая женщина с волнистыми волосами, восседающая рядом с завуалированной дамой, оторвавшись от журнала мод, проворно поднялась. Старец с трудом выдерживал сотрясение вагона, но не спешил садиться. Он преклонил перед луноликой женщиной голову со словами: «Позвольте мне пожать Вашу руку!» - его красивый сочный голос прозвучал на весь вагон. Стоящие обернулись, ловелас средних лет понимающе хмыкнул, скамья чтиц взглянула на старика с интересом, а на его благодетельницу с осуждением, и только дама под вуалью продолжала поглощать глазированные фразы засахаренных героев.
Старец осторожно опустился на скамью рядом с дамой под вуалью. Луноликая женщина с волнистыми волосами расположилась на его месте. Одной рукой она держалась за сверкающий перекладину над головой, а в другой руке сжимала потертую ручку громоздкой хозяйственной сумки. Теперь, когда старец уселся на скамью, я могла рассмотреть его. Старцу было уже за восемьдесят. Тело его было дряхло, ноги слабы. Кожа была темной морщинистой, волос осталось совсем мало, и огромный красивый череп блестел под яркими лампами. Но глаза старца светились змеиной мудростью, в них была ирония, смекалка, и радость знания.
На «Шабаловской» рядом со старцем освободилось место, и луноликая женщина села. Старец был очень рад восстановленной справедливости. Ему было немного совестно занимать ее место. Точно в этом факте была всевышняя справедливость. Старец улыбнулся и заговорил с луноликой женщиной.
-Вам далеко ехать? – поинтересовался он.
-До самого конца, - ответила она нежным тихим голосом.
-Какая удача! – обрадовался старец, - Мне тоже. Я был в больнице на «Октябрьской». Я ветеран войны, - тут он сделал паузу, - Великой Отечественной войны; и вот, знаете, выбрался. Нам, ветеранам, положены льготы… Вот и собрался..., - он невесело рассмеялся.
Луноликая женщина слушала его и, словно соглашаясь, опускала свои темные ресницы. Завуалированная дама, сидящая слева от старца, слышала весь этот диалог и поморщилась словам старика, точно заранее зная весь последующий его рассказ о дороговизне лекарств, о ранах и обо всем прочем, столь же гадком. Старец меж тем продолжал, склонясь к своей юной слушательнице:
-Я прошел всю войну. Дошел до самого Берлина. Но больше всего мне хотелось изучать древнюю Персию. Я мечтал, вот окончится война, и я смогу всю свою жизнь посвятить изучению этой загадочной древней страны. А надо Вам сказать, что Персия, ныне эти территории занимает Иран, была поистине сказочной страной. И язык ее – фарси – сохранил, дошедшие до нас, предания и легенды. Всю свою мирную жизнь я посвятил Древнему Востоку, изучению его обычаев и традиций. Давным-давно в Персии жил веселый человек, которого звали Омар Хаям. Вы слышали о нем? – вопросил старец свою слушательницу.
Женщина отрицательно повела головой и улыбнулась.
-Омар Хайям родился очень давно где-то в середине 11 века (если точнее 1048 году). Он прожил долгую жизнь и умер по понятиям того времени глубоким стариком в 75 лет. Но навсегда в историю вошел не только как поэт, математик и философ, но и как неисправимый весельчак. Он писал четверостишья, они называются рубаи. Рубаи – в переводе с арабского буквально означает «учетверенный», в поэзии народов Востока это четверостишье с особой рифмовкой, выражающее законченную мысль. Рубаи Омара Хайяма были проникнуты бесконечной любовью к свободе. Эти философские четверостишья стали всемирно известны.
Женщина слушала рассказчика с почтительным вниманием, словно ей, сорокалетней, наконец-то удалось услышать самую заветную сказку.
Я внимательно наблюдала за экзотическими собеседниками. Мне было интересно, понравится ли женщине любимый мною Хайям.
-Я прочту Вам одно из самых известных рубаи Хайяма. Мне оно особенно нравится. Если угодно, это жизненное кредо или девиз, который можно начертать на гербе, - продолжал Старец.
Дама под вуалью замерла с раскрытой книгой на коленях, но не читала ее. На лице у дамы застыло выражение раздражения.
Какое же творение Хайяма выберет старец, чтобы усладить слух своей собеседницы? Я изнывала от любопытства. Но поезд заскрежетал, разрывая бархат голоса рассказчика. Старец склонился к слушательнице. Она, обращенная вслух, приблизила свое лицо к его лицу…
Сохраненные в веках слова потонули в лязге металла. Лишь две последние строки можно было разобрать:
«Ты лучше голодай, чем что попало есть.
Ты лучше будь один, чем вместе с кем попало».
-А? Каково? – вопросил Старец.
-Великолепно! – мысленно прокричала я, - Я с Вами согласна!
-Справедливый совет, - согласилась слушательница, - точнее и не скажешь.
-Вот такие стихи писал мудрый Омар Хайям. И собралось их великое множество. Переводчики из разных стран посвящают свою жизнь этим шедеврам, чтобы в четырех строках передать идею автора, с тем же изяществом и красотой. А это требует определенного мастерства…
-Прочтите еще что-нибудь! – попросила слушательница.
Старец выдержал паузу и продекламировал красивым сочным голосом:
«В детстве ходим за истиной к учителям,
После – ходят за истиной к нашим дверям.
Где же истина? Мы появились из капли.
Станем – прахом. Вот смысл этой сказки. Хайам».
Слушательница кивнула, словно подытоживая услышанное, с той же ласковой улыбкой.
Старец продолжил свой рассказ:
-Особое место в творчестве Хайяма занимала любовная лирика. У самого поэта была возлюбленная, прекрасная молодая дева. Ее глаза были как влажные аметисты, а волосы тугими косами, увитыми жемчугами, змеились по спине. И темной ночью, когда луна озаряла уснувший город, и все вокруг дышало пряным ароматом жасмина, Омар запасался кувшином вина и отправлялся на свидание со своей возлюбленной. В прохладной резной беседке слушали они пение соловья и нега, разлитая в природе, казалось… - велеречивый рассказчик неспешно разматывал пестрый клубок своей истории.
Луноликая слушательница с улыбкой внимала ему, время от времени устремляя взгляд на Старца и встречаясь с ним глазами.
Они сидели рука к руке, голова к голове, соединенные таинством древнего предания. Аромат событий 900 летней давности опьянял их. Слова стихов переплетались, навеки связуя их родственные души. Луноликая женщина с неослабевающим вниманием слушала старца и с улыбкой кивала. И не ясно было, кому из них повезло больше: одинокому старцу, что получил возможность быть услышанным, или женщине, вновь почувствовавшей себя девочкой, внимающей дивную сказку, рассказанную мудрым отцом.
-«Профсоюзная» - вернул меня в действительность электрический голос.
Как жаль, что мне пришлось покинуть моих друзей по Омару Хайяму.
Они так и не узнали о моем существовании.
Они неспешно беседовали, встречаясь глазами. Под пенье соловья в резной беседке они вдыхали аромат жасмина спящей Персии…
В вагоне было просторно. Все места были заняты, но лишь несколько пассажиров стояли.
Я расположилась возле длинной скамьи поближе к выходу. На скамье восседали женщины от 35 до бесконечности. Все они что-то читали: одни шуршали газетами, а другие бесшумно погружались в чужую придуманную жизнь под аляповатыми обложками.
Он вошел на «Октябрьской» и проследовал в середину вагона. Каждый шаг давался ему с напряжением. Он остановился рядом со мной и грузно оперся на внушительную трость. Дама в шляпке с кокетливой вуалью, занимающая самое крайнее место у двери, сосредоточено уткнулась в пухлый томик с разбитым сердечком на обложке. Прочие женщины-чтицы последовали ее примеру, зашуршали страницами.
Мне стало досадно, что на прошлых остановках я не заняла место, и сейчас не могу его уступить старцу. Стало стыдно за это подчеркнутое равнодушие женщин. Однако, уже в следующее мгновение луноликая женщина с волнистыми волосами, восседающая рядом с завуалированной дамой, оторвавшись от журнала мод, проворно поднялась. Старец с трудом выдерживал сотрясение вагона, но не спешил садиться. Он преклонил перед луноликой женщиной голову со словами: «Позвольте мне пожать Вашу руку!» - его красивый сочный голос прозвучал на весь вагон. Стоящие обернулись, ловелас средних лет понимающе хмыкнул, скамья чтиц взглянула на старика с интересом, а на его благодетельницу с осуждением, и только дама под вуалью продолжала поглощать глазированные фразы засахаренных героев.
Старец осторожно опустился на скамью рядом с дамой под вуалью. Луноликая женщина с волнистыми волосами расположилась на его месте. Одной рукой она держалась за сверкающий перекладину над головой, а в другой руке сжимала потертую ручку громоздкой хозяйственной сумки. Теперь, когда старец уселся на скамью, я могла рассмотреть его. Старцу было уже за восемьдесят. Тело его было дряхло, ноги слабы. Кожа была темной морщинистой, волос осталось совсем мало, и огромный красивый череп блестел под яркими лампами. Но глаза старца светились змеиной мудростью, в них была ирония, смекалка, и радость знания.
На «Шабаловской» рядом со старцем освободилось место, и луноликая женщина села. Старец был очень рад восстановленной справедливости. Ему было немного совестно занимать ее место. Точно в этом факте была всевышняя справедливость. Старец улыбнулся и заговорил с луноликой женщиной.
-Вам далеко ехать? – поинтересовался он.
-До самого конца, - ответила она нежным тихим голосом.
-Какая удача! – обрадовался старец, - Мне тоже. Я был в больнице на «Октябрьской». Я ветеран войны, - тут он сделал паузу, - Великой Отечественной войны; и вот, знаете, выбрался. Нам, ветеранам, положены льготы… Вот и собрался..., - он невесело рассмеялся.
Луноликая женщина слушала его и, словно соглашаясь, опускала свои темные ресницы. Завуалированная дама, сидящая слева от старца, слышала весь этот диалог и поморщилась словам старика, точно заранее зная весь последующий его рассказ о дороговизне лекарств, о ранах и обо всем прочем, столь же гадком. Старец меж тем продолжал, склонясь к своей юной слушательнице:
-Я прошел всю войну. Дошел до самого Берлина. Но больше всего мне хотелось изучать древнюю Персию. Я мечтал, вот окончится война, и я смогу всю свою жизнь посвятить изучению этой загадочной древней страны. А надо Вам сказать, что Персия, ныне эти территории занимает Иран, была поистине сказочной страной. И язык ее – фарси – сохранил, дошедшие до нас, предания и легенды. Всю свою мирную жизнь я посвятил Древнему Востоку, изучению его обычаев и традиций. Давным-давно в Персии жил веселый человек, которого звали Омар Хаям. Вы слышали о нем? – вопросил старец свою слушательницу.
Женщина отрицательно повела головой и улыбнулась.
-Омар Хайям родился очень давно где-то в середине 11 века (если точнее 1048 году). Он прожил долгую жизнь и умер по понятиям того времени глубоким стариком в 75 лет. Но навсегда в историю вошел не только как поэт, математик и философ, но и как неисправимый весельчак. Он писал четверостишья, они называются рубаи. Рубаи – в переводе с арабского буквально означает «учетверенный», в поэзии народов Востока это четверостишье с особой рифмовкой, выражающее законченную мысль. Рубаи Омара Хайяма были проникнуты бесконечной любовью к свободе. Эти философские четверостишья стали всемирно известны.
Женщина слушала рассказчика с почтительным вниманием, словно ей, сорокалетней, наконец-то удалось услышать самую заветную сказку.
Я внимательно наблюдала за экзотическими собеседниками. Мне было интересно, понравится ли женщине любимый мною Хайям.
-Я прочту Вам одно из самых известных рубаи Хайяма. Мне оно особенно нравится. Если угодно, это жизненное кредо или девиз, который можно начертать на гербе, - продолжал Старец.
Дама под вуалью замерла с раскрытой книгой на коленях, но не читала ее. На лице у дамы застыло выражение раздражения.
Какое же творение Хайяма выберет старец, чтобы усладить слух своей собеседницы? Я изнывала от любопытства. Но поезд заскрежетал, разрывая бархат голоса рассказчика. Старец склонился к слушательнице. Она, обращенная вслух, приблизила свое лицо к его лицу…
Сохраненные в веках слова потонули в лязге металла. Лишь две последние строки можно было разобрать:
«Ты лучше голодай, чем что попало есть.
Ты лучше будь один, чем вместе с кем попало».
-А? Каково? – вопросил Старец.
-Великолепно! – мысленно прокричала я, - Я с Вами согласна!
-Справедливый совет, - согласилась слушательница, - точнее и не скажешь.
-Вот такие стихи писал мудрый Омар Хайям. И собралось их великое множество. Переводчики из разных стран посвящают свою жизнь этим шедеврам, чтобы в четырех строках передать идею автора, с тем же изяществом и красотой. А это требует определенного мастерства…
-Прочтите еще что-нибудь! – попросила слушательница.
Старец выдержал паузу и продекламировал красивым сочным голосом:
«В детстве ходим за истиной к учителям,
После – ходят за истиной к нашим дверям.
Где же истина? Мы появились из капли.
Станем – прахом. Вот смысл этой сказки. Хайам».
Слушательница кивнула, словно подытоживая услышанное, с той же ласковой улыбкой.
Старец продолжил свой рассказ:
-Особое место в творчестве Хайяма занимала любовная лирика. У самого поэта была возлюбленная, прекрасная молодая дева. Ее глаза были как влажные аметисты, а волосы тугими косами, увитыми жемчугами, змеились по спине. И темной ночью, когда луна озаряла уснувший город, и все вокруг дышало пряным ароматом жасмина, Омар запасался кувшином вина и отправлялся на свидание со своей возлюбленной. В прохладной резной беседке слушали они пение соловья и нега, разлитая в природе, казалось… - велеречивый рассказчик неспешно разматывал пестрый клубок своей истории.
Луноликая слушательница с улыбкой внимала ему, время от времени устремляя взгляд на Старца и встречаясь с ним глазами.
Они сидели рука к руке, голова к голове, соединенные таинством древнего предания. Аромат событий 900 летней давности опьянял их. Слова стихов переплетались, навеки связуя их родственные души. Луноликая женщина с неослабевающим вниманием слушала старца и с улыбкой кивала. И не ясно было, кому из них повезло больше: одинокому старцу, что получил возможность быть услышанным, или женщине, вновь почувствовавшей себя девочкой, внимающей дивную сказку, рассказанную мудрым отцом.
-«Профсоюзная» - вернул меня в действительность электрический голос.
Как жаль, что мне пришлось покинуть моих друзей по Омару Хайяму.
Они так и не узнали о моем существовании.
Они неспешно беседовали, встречаясь глазами. Под пенье соловья в резной беседке они вдыхали аромат жасмина спящей Персии…
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2009-11-19 12:27 pm (UTC)А я тоже постоянно вспоминаю «Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало...»
no subject
Date: 2009-11-20 01:59 pm (UTC)no subject
Date: 2009-11-19 02:11 pm (UTC)Басилашвили почему-то представился :)
Удивительный язык изложения.
Спасибо за историю
no subject
Date: 2009-11-20 01:59 pm (UTC)no subject
Date: 2009-11-21 03:37 pm (UTC)no subject
Date: 2009-11-22 11:36 am (UTC)no subject
Date: 2010-06-06 08:06 pm (UTC)no subject
Date: 2010-06-10 02:12 pm (UTC)no subject
Date: 2011-02-26 05:14 pm (UTC)Интересная зарисовка, Аида. Да, собственно, и не зарисовка, а вполне законченный рассказ. Характеры прописаны (ну, может, портрет женщины углубить - штрихами, деталями), развитие действия есть. Очень хорош конец:
"Под пенье соловья в резной беседке они вдыхали аромат жасмина спящей Персии…"
Спасибо. Получила удовольствие от этой романтической миниатюры. Вспомнила Паустовского с его рассказом "Снег" и др.
no subject
Date: 2011-03-01 06:39 pm (UTC)Так хотелось мне поделиться этой нечаянной радостью...
Я очень люблю такие подарки Судьбы. И не записать, пропустить, просто расточительство. Пусть беседуют на моих страницах...
Страшно подумать, как летит время - ведь уже 10 лет прошло с тех пор.
Справочник Гименея . Омар Ха-Эм
Date: 2011-03-08 07:53 pm (UTC)Не могу удержаться - снова О.Генри навеяло:
– Айдахо, – говорю я, – тебе какая книга досталась?
Айдахо, очевидно, тоже забыл старые счеты, потому что ответил умеренным тоном, без всякой брани и злости.
– Мне-то? – говорит он. – По всей видимости, это Омар Ха-Эм.[1]
– Омар X. М., а дальше? – спросил я.
– Дальше ничего, Омар Ха-Эм, и точка, – говорит он.
– Врешь, – говорю я, немного задетый тем, что Айдахо хочет втереть мне очки. – Какой дурак станет подписывать книжку инициалами. Если это Омар X. М. Спупендайк, или Омар X. М. Мак-Суини, или Омар X. М. Джонс, так и скажи по-человечески, а не жуй конец фразы, как теленок подол рубахи, вывешенной на просушку.
– Я сказал тебе все как есть, Санди, – говорит Айдахо спокойно. – Это стихотворная книга, автор – Омар Ха-Эм. Сначала я не мог понять, в чем тут соль, но покопался и вижу, что жила есть. Я не променял бы эту книгу даже на пару красных одеял.
– Ну и читай ее себе на здоровье, – говорю я. – Лично я предпочитаю беспристрастное изложение фактов, чтобы было над чем поработать мозгам, и, кажется, такого сорта книжонка мне и досталась.
– Тебе, – говорит Айдахо, – досталась статистика – самая низкопробная из всех существующих наук. Она отравит твой мозг. Нет, мне приятней система намеков старикашки Ха-Эм. Он, похоже, что-то вроде агента по продаже вин. Его дежурный тост: «Все трын-трава». По-видимому, он страдает избытком желчи, но в таких дозах разбавляет ее спиртом, что самая беспардонная его брань звучит как приглашение раздавить бутылочку. Да, это поэзия, – говорит Айдахо, – и я презираю твою кредитную лавочку, где мудрость меряют на футы и дюймы. А если понадобится объяснить философическую первопричину тайн естества, то старикашка Ха-Эм забьет твоего парня по всем статьям – вплоть до объема груди и средней годовой нормы дождевых осадков.
............................................
– Очень похвально, мистер Пратт, что вы вступаетесь за своего друга, – говорит миссис Сэмпсон, – но это не меняет того обстоятельства, что он сделал мне предложение, достаточно оскорбительное, чтобы возмутить скромность всякой женщины!
– Да не может быть! – говорю я. – Старикашка Айдахо выкинул такую штуку? Скорее этого можно было ожидать от меня. За ним водится лишь один грех, и в нем повинна метель. Однажды, когда снег задержал нас в горах, мой друг стал жертвой фальшивых и непристойных стихов, и, возможно, они развратили его манеры.
– Вот именно, – говорит миссис Сэмпсон. – С тех пор, как я его знаю, он не переставая декламирует мне безбожные стихи какой-то особы, которую он называет Рубай Атт, и, если судить по ее стихам, это негодница, каких свет не видал.
– Значит, Айдахо наткнулся на новую книгу, – говорю я, – автор той, что у него была, пишет под nom de plume[2] X. М.
– Уж лучше бы он и держался за нее, – говорит миссис Сэмпсон, – какой бы она ни была. А сегодня он перешел все границы. Сегодня я получаю от него букет цветов, и к ним приколота записка. Вы, мистер Пратт, вы знаете, что такое порядочная женщина, и вы знаете, какое я занимаю положение в обществе Розы. Допускаете вы на минуту, чтобы я побежала в лес с мужчиной, прихватив кувшин вина и каравай хлеба, и стала бы петь и скакать с ним под деревьями? Я выпиваю немного красного за обедом, но не имею привычки таскать его кувшинами в кусты и тешить там дьявола на такой манер. И уж, конечно, он принес бы с собой эту книгу стихов, он так и написал. Нет, пусть уж он один ходит на свои скандальные пикники. Или пусть берет с собой свою Рубай Атт. Уж она-то не будет брыкаться, разве что ей не понравится, что он захватит больше хлеба, чем вина. Ну, мистер Пратт, что вы теперь скажете про вашего приятеля-джентльмена?
Справочник Гименея . http://lib.rus.ec/b/74358/read
А я почему-то помню - неточно:
Что наша жизнь - доска,
и мы на ней - фигуры.
Потрогают, подвигают
и в ящик уберут...
Re: Справочник Гименея . Омар Ха-Эм
Date: 2011-03-09 04:45 pm (UTC)От этого пассажа в детстве ухахатывалась))) Да и вообще - как писал ВСВ:
"Открою Кодекс на любой странице - и не могу, читаю до конца!"
Как жалею, что не познакомилась со Стариком! Не поехала за ними до конечной. Пусть живут на страницах моего рассказа!