serebryakovaa | Абсолют понимания

Сколько себя помню, волосы у меня были темные, а слева на челке – седая прядь. В конце августа в пустом, пропахшем «Шипром», дамском зале парикмахерской мне наспех делали стрижку «Гарсон», и в школу я отправлялась без бантов.
Классы нас встречали свежевыкрашенными стенами и партами. И всякий раз находился умник, указывающий на мою челку: «Ты в побелку вляпалась!».
«Седая» - так меня звали в школе с самого первого дня, сомневаюсь, что кто-нибудь знал мое имя.
Девочки носили косы, менялись заколками, придумывали прически. Мне было интересно наедине с моими рисунками и куклами. Рисовала я неизменно дворцы и замки, и роскошные бальные залы для Золушки, а куклам шила наряды.
В седьмом классе, после зимних каникул, у нас появилась новенькая - Валя, светленькая, голубоглазая, с хвостиками до плеч. На ней было коричневое форменное платье с юбочкой в крупную складку и черный фартук с крохотным серебряным значком-сердечком на груди. Валю посадили за мою парту. Мы подружились с первой минуты и навсегда. После занятий мы никак не могли распрощаться – все провожали друг друга из конца в конец улицы Некрасова: от магазина «Мелодия» до перекрестка, там замирали на несколько минут, и опять до «Мелодии»… Из магазина доносилось пение Демиса Руссоса, а мы все говорили и говорили…
Моя новая подруга была бойкая, улыбчивая, говорила звонко и уверенно. Через неделю ее избрали старостой нашего класса, а еще через неделю Валя затащила меня в салон красоты «Чародейка».
Салон располагался в самом центре города. Я никогда не заходила туда, лишь с благоговением рассматривала в витрине фотографии красавиц с замысловатыми коронами из кудрей и локонов на головах. Оказалось, что у Вали в «Чародейке» работает тетушка, которая взяла меня за руку и усадила перед огромным зеркалом и, не успела я опомниться, как моя отросшая шевелюра превратилась во французское каре, и даже белая прядь на челке казалась изысканной деталью прически. В тот день я чувствовала себя принцессой. Мы расстались с Валей до завтра, а на следующий день она пришла в школу с такой же стрижкой, и слева на челке блестела черная прядь…

И с того дня звали нас в школе «Вера и Воля». Волосы отрастали, черная метка в прическе Валентины вскоре стерлась, но это уже ничего не меняло. В любом деле мы прекрасно дополняли друг друга.
Валюша все время что-то затевала. Она мечтала о театре, и мы записались в школьный драмкружок. Валя играла во всех постановках, я придумывала для нее костюмы. Вместе мы работали в стенгазете: Валя писала смешные заметки, я рисовала шаржи. Я занималась мягкой игрушкой с третьеклашками, Валя подкинула идею устроить кукольное представление. Потом были новогодние маскарады, курсы вязания крючком, конкурсы «Рисуем сказки Пушкина», «Юная швея». Вдруг оказалось, что все вокруг нас знают.
Мы вместе готовились к экзаменам. Вместе писали шпаргалки. Вместе выбирали вуз и заказывали билеты. Вместе поехали покорять Москву. Валя поступила в МГУ, я – в Текстильный. Мы продолжали общаться, хотя теперь весь день проводили на лекциях. Мы обрастали новыми знакомыми, соседями, интересами, но неизменно вместе ходили в театры и открывали для себя Москву. И Москва была щедрой к нам.

В моем общежитии было строго с посетителями, а у Вали – полная свобода, никто пропуск не спрашивал. Поэтому чаще мы встречались у нее. Соседки Вали, студентки факультета психологии, относились ко мне с плохо скрываемым презрением. «Кругозор от галантина до габардина!»
-Да, брось, Вероника! – утешала меня Валя, - Они просто нарядам твоим завидуют, думают все куплено за валюту в «Березке». Где им знать, что своими руками, по своим выкройкам и фасонам! Не принимай всерьез. Дели на тысячу.
-Ты всегда на моей стороне…
-А как же? Мы же – «Вера и Воля». Разве ты не помнишь?
И она была права. Мы всегда приходили на помощь друг другу. Валентина проводила тесты на моих однокашниках, анализировала моих поклонников, объявила конкурс на самый страшный сон-кошмар с премией в один домашний обед. Я общивала ее знакомых – украдкой друг от друга девочки заказывали юбки по последней моде.
Однажды, подходя к Валиной комнате, я услышала обрывок разговора о себе:
-Это рисунки Фриды Кало? – с восторгом спросила невидимая женщина.
-Это Вероника рисует. – Гордо сообщила Валя.
-Твоя Верка? Скажите-ка! Ни кожи, ни рожи! А туда же! Либо мания величия, либо претензия на гениальность…
-На себя посмотри, - доброжелательно посоветовала Валя, - А еще лучше – себя проанализируй, к примеру, почему ты куришь сигареты через мундштук и сморкаешься в ванной с открытой дверью…

…Из-за Вали я поехала в Москву, из-за нее я попала в МГУ, у ее комнаты я наткнулась на Виктора.
Валя в тот день была в пепельном платье, прекрасно оттеняющем ее волосы, уложенные крупными волнами. А я контрастом к ней нарядилась в бордо и распустила по плечам плакучие прямые пряди.
Мы вышли в коридор, закурили, и тут же, из комнаты напротив гуськом прошествовали пять парней. Все они были Валюшины соседи и коллеги, только учились на третьем курсе.
-Все красавцы молодые, великаны удалые! – громко прокомментировала их появление Валентина.
-Все равны как на подбор! С ними – дедушка Егор! – закончил парень, выходящий из комнаты самым последним.
Все невольно засмеялись. Парни закурили, и погрузились в книги – у каждого была своя книга и своя пачка сигарет. «И комната у них поделена на пять маленьких ящичков-келий» - доверительно сообщила мне Валя, наклонившись к самой моей щеке.
Одному из читателей хотелось поболтать с нами:
-Вероника, замуж ты еще не вышла?
-Не успела.
-За меня пойдешь? – не унимался настырный молодой человек.
Сам тон его вопроса насторожил меня. Он был взвинчен, и продолжал развивать эту тему. Я вдруг подумала, что он похож на клоуна Анатолия Марчевского, и тут же вспомнила, что этого парня тоже зовут Анатолий. Сосед Толик улыбался, заглядывал мне в лицо, всеми силами стараясь продолжить диалог.
Но я отводила глаза, демонстративно разглядывая его соседей. И вдруг заметила его, Виктора, то есть тогда я еще не знала, что он Виктор, с ударением на последний слог, я только увидела его профиль в обрамлении темных волос, показавшийся таким знакомым, и седую метку слева, как у меня.
-Не могу я, Толик, за тебя пойти! – с улыбкой сообщила я вопрошающему, - Мне другой нравится.
-Какой еще «другой»? Кто? – выдохнул Толик, и еще 3 пары глаз оторвались от книг и воззрились на меня, словно и не читали Юнга и Фрейда.
-Он! – я ткнула пальцем в парня с меткой.
-А почему он? – поразился Толик.
Все воззрились на моего избранника, и он, наконец, тоже оторвался от книги, оглядел всех, потом посмотрел на меня. Мы встретились глазами.
-Сердцу не прикажешь, Толик! За него бы я пошла! – сказала я с улыбкой.
-Ну, давай знакомиться, Невеста! – радостно отозвался незнакомец.
Виктор пригласил меня на чай. Мы проболтали целый час о всяких пустяках и расстались вполне довольные знакомством. Как я узнала позже, мечта у него была учиться в Сорбонне, а он потратил драгоценный час на болтовню со мной, вместо того, чтобы готовится к тестам во Французском посольстве. С тех пор я заходила к нему в гости. И все книги безжалостно закрывались, а мы могли посмеяться и поболтать обо всем на свете, о музыке, о книгах, о мечтах. И никогда о психологии. Виктор интересовался моей жизнью, ухаживал, восхищался. Мы стали приятелями. Приятели - вот самое верное слово, нам было приятно вместе выпить чашечку чая. Мы оба предпочитали зеленый чай. У него были кружки с крышечками и алыми драконами. Виктор слушал меня как завороженный. Казалось, ему не важно, что я говорю, лишь бы слышать плавный поток моего голоса. Однажды, он перегнулся через стол, сжал мою ладонь и выдохнул: «Глядя на тебя, Вероника, мне хочется жить!».
-И тебе со мной не скучно?
-Мне с тобой радостно.
-Девочки-психологини говорят, что у меня «рефлексия на нуле»…
-Они ошибаются.
После этого разговора мы стали встречаться каждую неделю. К жуткой ярости соседа Толика, который буквально рычал за шкафом, поделенной на части комнаты.
Как и Толик, Валентина не была в восторге от этих свиданий.
-Скажи откровенно, что ты нашла в Викторе Барском? Влюбилась? Или как все?
-Что значит: «как все»?
-Девчонки им восторгаются, он на особом счету у преподавателей…
-Я об этом и не знала. Мне он графа Рязанова напомнил, точнее Николая Караченцова… «Юнону» и «Авось», помнишь?
-Это удивительно! «Графа Рязанова!» Вероника, чистая душа! Идеалистка! Как же ты это разглядеть в нем ухитрилась? За толстой броней завзятого циника и сноба…
-Ты находишь его снобом?
-Нахожу. И не я одна. Все вокруг его считают снобом.
-Валя, мне не важны все. Кто такие «все»? «Все» - это никто конкретно. Меня интересует только твое мнение.
-Он сноб, учти это. Виктор Барский - неизбранный, но правящий предводитель суверенной касты психологов. В их компании «сливки» нашего факультета. Попасть в их круг почти невозможно, в Ватикан на пьяной козе въехать легче. В простоте там ни слова, ни взгляда. Не увлекайся, не дай поставить на себе психологический эксперимент. В их кругу любят жестокие розыгрыши.

Слова Вали меня задели за живое. Но в тот же вечер Виктор принялся мне рассказывать смешные истории из студенческой жизни. С иронией он поведал, как научился эффектно зажигать спички, дабы поднести барышням огоньку, для этого серную головку спички нужно было пальцем прижать к коробку и резко провести, и как на грех, сера прилипла к коже, и загорелся палец. Больно, хоть плач, а куда деваться – улыбайся. Мы хохотали, как безумные…

«Я была в черном, а он был в белом,
И он повел себя довольно смело,
Он пригласил меня потанцевать» - странно, но самые важные эпизоды моей жизни всегда начинаются со строчки из любимой песни. Чаще всего это строчки из Майка или БГ.
…В тот вечер Виктор был счастлив, он удачно сдал экзамен в посольстве. Он буквально сиял в костюме цвета слоновой кости и, столкнувшись со мной в коридоре общежития, не дал мне уйти. Я в тот вечер была в угольно-черном платье. Черный – это мой цвет. И мои длинные темные волосы с белой прядью слева деликатно подчеркивали сложный крой наглухо закрытого платья. Проходящие мимо ребята с факультета журналистики восторженно присвиснули: «Смотри-ка, какая парочка! До-ми-но!»
В тот вечер мы пили шампанское за его успех. Мы не говорили о любви, слов вообще было мало, все произошло само собой.
…Утром следующего дня я пришла в комнату к Вале.
-Откуда в такую рань?
-Из комнаты напротив.
-Не задаю ненужных вопросов. Выглядишь отлично, пресыщена до краев. Иди, отдыхай.
-Знаешь, такого еще не было… Под «шампанское»…
-Ты что ж никогда не пила шампанское?
-Пила. Но под звон бутылок… Всю ночь сосед-Толик бутылки из под шампанского бил…
-Вы это по звуку определили?
-В осколках весь коридор.
-Да, моя дорогая, не зря говорят о студентах психфака, что большинство из нас - законченные психи!

Мгновенья той бессонной ночи неотступно преследовали меня всю неделю. И я зашла к Виктору средь бела дня, без приглашения. Виктор сидел за письменным столом, сосредоточено углубившись в бумаги. Стол был завален черновиками и книгами. Виктор выхватил окурок из пепельницы, затянулся, роняя пепел на бумаги, и только тут заметил меня…
-Заходи, заходи скорее! Курсовик заканчиваю! Хочешь взглянуть?
Он протянул мне несколько страниц. Я сразу же заплутала в лесу из незнакомых терминов и уже ничего не могла понять.
-Что думаешь об этом?
-Я ничего не понимаю. Пока читала, вспоминала песню одну.
-Песню? Какую?
-«По дощатым полам твоего Эдема мне не бродить наяву,
Но когда твои руки в крови от роз, я режу свои о траву.
И ни там, ни здесь не осталось скрипок, не переплавленных в медь,
Но если бы ты могла меня слышать, мне было бы легче петь…
Если бы ты могла меня слышать, мне было бы незачем петь…»
-Это великолепно!
-Да, БГ пишет великие песни!
-Великолепно то, что ты вспомнила именно эту песню! Ты – гений! Я благодаря твоей цитате еще страниц 5 добавлю! Это просто феноменально.
-Ты смеешься что ли?
-Нет. А что тут смешного! Знать термины – это еще не значит разбираться в предмете. Можно понимать интуитивно, чуять каким-то шестым чувством. Ты – абсолют понимания… - он посмотрел мне в глаза своими серыми глазами. И я вдруг почувствовала, что он говорит совершенно серьезно.
Весь день он писал, а я сидела с ним рядом. Мы молчали, как заговорщики, словно повязанные нашей тайной.
Прошло еще две или три недели. Случайно мы столкнулись с Виктором в трамвае. Нам было по пути, мы углубились в беседу, попутно замечая, что пассажиры нас рассматривают. Он ехал на вокзал встретить тетку, а мне нужно было навести справки о билетах. На вокзале я хотела побыстрее откланяться, дабы не мешать ему, но Виктор взял меня под руку и увлек за собой.
Тетка дородная, моложавая, румяная, шагнула из вагона на платформу и звонко расцеловала племянника: «Витька, племяш! Ехала, как барыня, купе взяла!»
-И правильно, и молодца, что взяла! – эхом отозвался Виктор, и я автоматически отметила про себя, что говорит он, растягивая слова, как и тетка, заметно припадая на «я».
Тетка хохотнула и, кивнув на меня, спросила племянника: «Что это за шалава с тобой?»…
Мне казалось, вся моя кровь устремилась к щекам, и шамкающее словцо «шалава», как пощечина щипало где-то возле уха… День стал вдруг серым, и я ощутила тупую боль в левой лопатке, и странное оцепенение сковавшее меня. Все, что было потом, я помню словно со стороны, как фрагменты нелепого фильма, когда герой на экране неумело лжет или проявляет трусость, и хочется уйти из душной дурноты зрительного зала, но не пускают колени-локти незримо осязаемых чужаков…
О чем мы еще говорили, как прощались, как я ехала в общагу, я совсем не помню. Помню, мне хотелось попасть под дождь, но он так и не начался. Мне хотелось смыть, соскоблить с себя это слово, мне казалось, что оно размазано, как сажа по моему лбу, по щекам, и даже белая полоска шелкового шарфа пропитана копотью…В общежитии отключили горячую воду и закрыли душевую на ремонт – какой-то мелкий бес сорвал вентиль с крана…
Я прошла в обуви на свою половину комнаты, где и просидела в потемках, не снимая плаща, до рассвета. Куда мой ангел-хранитель отослал моих соседей, я не знаю. Но спасибо им за их отсутствие той ночью. Под рукой оказалась корзинка с вязанием – почти законченный свитер. И я взялась за вязание, и даже какое-то время вязала, и вдруг спохватившись, точно прозрев, что носящий этот свитер будет вечно подавлен, бросилась распускать связанные ряды. Я тянула за нить снова и снова, распуская ряд за рядом, и уже не могла остановиться. Я пыталась сматывать нити в клубки, но руки меня не слушались, нитки путались, рвались, цеплялись за все вокруг… К утру я восседала на ворохе синеватых шерстяных зигзагов, точно на предынфарктных кардиограммах без конца и начала.
Дверь резко отворилась. И рядом со мной очутилась Валя, она схватила меня за руки, и до боли сжала их, потом обняла меня и долго-долго гладила по затылку…
-Мне сегодня сырое мясо на письменном столе приснилось. Я так и подскочила – вдруг с тобой что… Мы все переживем! Верь мне!
И вот тут я поняла, что плачу.

…Через неделю мы сидели с Валей в кофейне ее общежития над остывшим кофе:
-И он просто схавал это? – подытожила Валя. - А еще психолог, да не простой, а с претензиями.
-Знаешь, мне в какой-то момент показалось, что он не может ничего сказать…
-Как это «не может»? Онемел от неожиданности? Или не смеет?
-Вряд ли онемел. Мне даже показалось, что он одобрительно хмыкнул на ее вопрос. Не знаю, не знаю… Я вообще плохо помню, что было потом…
-Прямо-таки Пинк Флоид «Стена»:
«Но в городе все до последней собаки знали:
Когда учителя возвращались вечером домой
Их жирные жены-психопатки лупили их до потери пульса…»
-Это ты к тому, что наш циник дома пикнуть не смеет? Хотела бы я понять, что за всем этим стоит.
-Вероника, только не говори, что ты пойдешь к нему за разъяснениями…
Имен мы благоразумно не называли, но к нашему разговору уже прислушивались.
От соседнего стола отклеилась грузная фигура Рыжей Сони в мини-платье. Она сделала три шага на неверных ногах и рухнула на стул рядом со мной. Старшекурсница Соня писала стихи, и пела под гитару так, что слушатели забывали о ее полноте. Я про себя отметила, что у Сони один красный чулок, а второй – черный. Соня любила шокировать обывателей. «Как Арлекин» - подумала я.
-Пойдешь – не пойдешь, детка! – задышала коньяком мне в ухо Соня, - Они все – животные, непостижимые создания! Он мне с вечера говорит: «Богиня, останься, жить не могу без тебя!» - и я, оттопырив уши, остаюсь, дурища! А утром он меня отправил простыни стирать! На коих остались следы нашей страсти. И кровь от ссадины на ноге – я ноги побрила накануне, порезалась…
Тут у меня появилась дикая мысль, что Соня говорит это все неслучайно, и лишь претворяется пьяной. Словно в подтверждение моей догадки Соня подмигнула мне и спросила совершенно трезвым голосом:
-Ну, как, КАК ты к нему пойдешь после этого?
-Вы о ком, Софья Петровна? – решилась уточнить Валентина, уважавшая Соню за кулинарные таланты и отзывчивость.
-О нем, о нем! О моем «Зайке»! – нарочито страстно призналась Соня.
Тут мы понимающе заулыбались. Все возлюбленные Сони носили титул «Зайка», сменилось их штуки 3 на нашей памяти. Все «Зайки» были женаты, но не на Соне.
«-Послушай, сиреневый ангел ко мне прилетал с глазами цвета травы, и страстным лобзаньем касался…
-Сестра моя, ты просто дура! К тебе приходил алкоголик с глазами цвета бутылки и лапал тебя!» - продекламировала Рыжая Соня и добавила, - Вот откуда я это знаю? Чьи это вирши?
…А после сессии мы с Валюшей уехали к морю. Море смыло все печали. Жизнь продолжалась.
В сентябре началось «великое переселение народов» - студенты азартно меняли этажи, втаскивали скарб в новые комнаты, знакомились с новыми соседями. Я придумала мою первую зимнюю коллекцию, рисовала эскизы, изобретала детали, но не забыла о Викторе Барском.

Прошло два года. В сентябре меня завалили заказами Валины соседки. Все, как сговорившись, заказывали красные платья.
-Это мода такая на психфаке – осень в алых тонах встречать? – спросила я у Вали.
-Нет, это Барский приезжает из Парижа. Намечается вечеринка для избранных. Кто-то узнал, что он любит девушек в красном. А ты им сшей из одного куска 7 платьев! То-то смеху будет!
- Давно мечтала их переодеть! Я из каждой королеву сделаю! Вот увидишь.
-Я и не сомневаюсь! Будет новая коллекция – «Lady in red» – улыбнулась Валя.

Мы столкнулись с ним на лестнице. Виктор раздобрел, пополнел, его некогда пышные волосы поредели. Он пожирал меня глазами. Он просил о встрече. Я пожала плечами неопределенно.
-Я на него наткнулась неожиданно. Жалкий он такой, усталый, - призналась я Валентине.
-На «анти-рязанова»? О да! Он у нас теперь «семи пядей во лбу» - сказала Валентина, - лоб высокий, челку утратил в любовных баталиях с парижанками! А с ней и метку твою потерял…
-Ты все схватываешь без слов.

Через неделю после вечеринки я заехала к Вале. В комнате заседало целое собрание дев-психологинь, были тут и все мои «дамы в красном». При моем появлении бурная дискуссия оборвалась. И вот, наконец, после 10 минут покашливаний и переглядываний одна девушка спросила: «Вероника, можно вопрос? А что у тебя было с Барским?»
-Ничего особенного. Он жил раньше по соседству с Валентиной.
-Ты ничего не путаешь? У вас не было романа? Он тебя любил? – посыпались вопросы со всех сторон.
-Нет, девочки, мы были едва знакомы. Рассказывать нечего.
-Как странно. Он жуткий женоненавистник. Женщины для него – существа второго сорта. «Бабы, есть бабы, должны сидеть на кухне и не вякать» - так он считает. И все это знают. Свою постоянную подругу, которая с ним уже шестой год живет, он просто поминутно опускает.
-Не замечала, - сухо сказала я.
-Мы тут сидели, обмывали его приезд из Парижа, он учился в Сорбонне по обмену, ты в курсе? Так вот сидим, и Барский похвалил мое платье: «Ну, просто «Нина Ричи», говорит, и тут кто-то упомянул тебя. Нелицеприятное что-то сказали…- Тут рассказчица запнулась, наморщила лоб, тщетно пытаясь отредактировать сходу все то, что прозвучало у меня за спиной, но тут же продолжила, явно пародируя кого-то из присутствующих: «Ну, Вы сказанули, Верку-модистку с Ниной Ричи сравнили! Ситцевое сознание, душа нараспашку!». И тут Барский выдал: «Как вы смеете?! Я никому не позволю! Она – самая достойная женщина из всех, кого я знаю». Все обомлели. Барский хорошо говорил о женщине? Барский за женщину заступился? Мы решили, не иначе, как у него была к тебе большая любовь. Неразделенная…
-Увы, девушки! Я ему однажды свитер вязала, - неожиданно для себя солгала я.
-Вероника! Тебе же домой позвонить нужно. Срочно! – заорала Валька, и мы бросились вон из комнаты, а потом по лестнице на первый этаж, не дожидаясь лифта. Через два пролета Валентина рухнула на меня и залилась радостным смехом: «Стой, оглашенная, я пошутила! Я их разыграла, пусть переваривают информацию!» - и мы захохотали вдвоем звонко и радостно, и эхо, многократно переливаясь, разнесло наш смех по самым дальним закоулкам многоэтажки.

…Случай вновь столкнул нас нос к носу и опять на лестнице. Виктор поднимался вверх, грузный, вспотевший. Я спускалась вниз, налегке, в расстегнутом пальто.
-Ты не зашла, Вероника! Может быть, зайдешь? Я буду тебе очень рад… -Может быть, - ответила я сдержано, потому что знала, не зайду, и не собираюсь даже.
-В любом случае, - словно догадался Виктор, - знайте, и говорите всем, что у Вас был поклонник - Магистр психологии Сорбонны.

На крыльце меня ожидала Валя:
-Танцуй, красавица! Смотри, билеты в первый ряд! «Юнона»!
-Валя! Ты неподражаема! Именно сейчас, сегодня… Слов не найду…
-А ты не ищи! Улыбайся!

Flat | Top-Level Comments Only

From:

e-nigma.livejournal.com

На одном дыхании прочиталось ))

From:

serebryakovaa.livejournal.com

Принимаю твой отзыв, как одобрение)))

Эрик, я всегда (ВСЕГДА) жду и надеюсь на твой отзыв, на то, что ты найдешь минутку прочесть мои рассказы.
Удачи тебе, радости и любви!

Абсолют понимания

Page Summary

Style Credit