serebryakovaa

Рассказ публикуется в моем журнале с разрешения автора.
Оригинал здесь - http://dsavicky.narod.ru/

- Пап, - говорит она,- ну пойдем. Они там тебя все ждут!
- Ласточка, - говорит он ей, опуская лысеющую голову, - бог с ними! Ты, если хочешь, иди, а я посижу здесь..
-Ну ты совсем спятил! Ведь это же премьера! Твоя премьера!
- Ну, а мне все равно.. Он рассматривает узоры на мраморе столика. - Я же сам это написал, значит знаю, все прогоны видел, актрис видел, актеров видел, с главным пил, с машинистом сцены тоже..
Через окно «Швейцарца» виден служебный вход театра и кучка народа в дверях. Пока они, лениво рассматривая прохожих, курят, всё нормально. Значит и второго звонка еще не было.
Он поднимает глаза: даже сидя за столиком она на две головы выше его.
- Ты специально горбишься, чтобы быть поменьше? - спрашивает он.
- Ты опять? Она улыбается своим огромным ртом щелкунчика.
- У тебя пусто в стакане… Хочешь еще?
Не дождавшись ее кивка, он поднимает руку. Франсуа стоит к нему спиной, вытирая салфеткой бокал и рассматривая бутылки, но за бутылками – зеркало, а Франсуа – бармен с многовековым стажем. Поворачиваясь, он выпячивает вперед подбородок…
Липкин делает пальцем движение, словно заводит лопасти вертолета. Франсуа кивает и появляется через полминуты с бутылкой розового шампанского, обернутой полотенцем и со стаканом виски, в котором тренькает лёд.
- Ты упрямый? – утвердительно спрашивает она. – Ух, ты упрямый!
Он берет ее влажную руку и подносит к губам. Он целует этот флоридский загар, затылком чувствуя, что на них смотрят со всех сторон.
- Пап, я буду плакать… И весь мой мейк-ап поплывет. И тогда я опоздаю на спектакль…
- В Ялте ты никогда не плакала. Ты только хохотала..
- В Ялте мне было три года! А сейчас мне 29!
- Научили…, - говорит он, вздыхая… - Научили, мою кису, плакать.
- Ага, говорит она язвительно, ты еще добавь – злые люди.. Ну, пойдем?
- Я не пойду, - говорит он тихо. – А тебе пора. Третий звонок.
Рабочие сцены бросают сигареты и исчезают в дверях служебного входа.
Она встает, как ему кажется макушкой задевая еще не зажженную люстру, быстро допивает шампанское….
- Я твое держу, - говорит она.. – Никого не пущу.
- Не пускай, - отвечает он, жалко улыбаясь. Его все равно не займут, это мое место. На это проклятое кресло будут смотреть со всех сторон.
Она идет к дверям кафе и все головы поворачиваются ей вослед. Стройная, невероятно высокая, с темно-русыми волосами, уложенными как-то сложно, аккуратно и небрежно в то же самое время, с этой дивной шеей, которую кто-то там ей целует в ее Нью-Йорке, с этой спиной, которая течет и течет не кончаясь, с этим ее.., уф…
Он поднимает стакан, лед почти растаял, все же для сентября жара несусветная.
Она переходит улицу и прохожие тоже, поворачивают головы ей вослед. Цок-цок… Каблучки впиваются ему в сердце. Нет, не в сердце. В голову. И не в голову. А.., иди ты.. Он допивает виски и поднимает руку, заводя лопасти вертолета.

* * * *
В Ялте они провели целый месяц. Ксения постепенно приходила в себя, ее угрюмость медленно рассасывалась, уходила в лимфу, вымывалась прочь. Ника была просто чудо. Заводная, на каких-то атомных батарейках, она смеялась, хохотала, а, когда спала на раскладушке возле окна, улыбалась во сне. Она была вся розовая с голубым. Розовая нежная кожа, ярко голубые глаза и золотые-золотые волосы. Это теперь они потемнели. Она спрашивала странные вещи, а когда он ей отвечал, таращила глаза, словно хотела его испугать.
- Кошка Мура может съесть собаку? – спрашивала она с самым невинным видом.
- Кошки не едят собак. Они их боятся.
- Даже маленьких собачек? Мааааленьких? – она делала несчастное лицо, словно проникаясь беспредельной жалостью к кошке Муре, которая не может съесть даже вот такую, с пальчик, собачку..
- Кошки едят мышей, - отвечал он и тянулся за сигаретой.
- Будешь опять курить?
- Буду.
- А что мама сказала?
- А что она сказала?
- Она сказала: Липкин, не смей курить при ребенке!
( Читать дальше! )

(Текст публикуется с разрешения автора. Оригинал здесь - http://dsavicky.narod.ru/)
В последний раз я ее видел на Пушкинской. Она спешила куда-то под крупным медленным снегом. Я хотел окликнуть ее, но не решился, и она прошла совсем близко, так, что на меня пахнуло знакомыми духами. Снег начал уже закрашивать ее на зебре перехода, но вспыхнули лиловые уличные фонари, и она мелькнула в последний раз возле углового армянского магазина.
Всего этого больше нет: снега, падающего завораживающе медленно, чугунных лампионов, Лоры. Ночные улицы Парижа освещают витрины магазинов и террасы кафе. Со снегом плохо. То есть в горах его сколько угодно, но то в горах. Единственно, где мне опять померещилась Лора, это в Нью-Йорке. Был февраль, и от Лексингтона до Парк-авеню нужно было пробираться, как в Арктике,— согнувшись вдвое, ложась на ветер, скользя и карабкаясь через сугробы. Впереди меня мелькала знакомая скунсовая шубка, снег слепил, и я не мог при всем желании рассмотреть спешащую женщину. Но в какой-то момент мне показалось, что это она, Лора. Фонари светили мертво и дико, как в Москве, буксовал кеб такси в снежной каше, вдребезги пьяный верзила пытался прикурить на ветру, терял равновесие, зажигалка гасла, и он, выругавшись, швырнул ее в темноту. «Лора?» — крикнул я против ветра, прекрасно понимая глупость и невероятность положения. Женщина повернулась. Это была черная девушка с настороженным, но мягким взглядом. Я извинился и проскочил мимо.
И вот теперь душным вечером в кафе на Шатле она сидела за соседним столиком, пила кофе и смотрела в окно. Она не изменилась. Волосы были так же высоко подобраны, обнажая шею. Та же нитка тусклого жемчуга, единственное, что осталось от матери, ссыльной пианистки, спадала в вырез платья. Я помнил движение, которым она расстегивала колье: высоко поднятые локти, две шпильки в зубах, отсутствующий взгляд. У нее было свойство затуманиваться. Температура человеческих отношений действовала на нее, как дыхание на стекло. Она то теряла прозрачность, то была видна насквозь до неприличия. Гарсон принес мой коньяк и стоял, дожидаясь денег. Не глядя, я протянул ему сотню, я боялся оторваться взглядом от столика Лоры, -словно я сам вызвал ее появление напряжением заслезившегося взгляда и любое переключение энергии, внимания, излучения могло размыть ее, как сквозняк открытой двери клубы табачного дыма. Она смотрела в сторону подсвеченных струй фонтана, но не знаю, видела ли. Боже! Как был мне знаком этот поворот шеи и эта привычка перемаргивать, меняя фокус взгляда. Пожалуй, я знал лучше это глупое перемаргивание, чем балки потолка над моей кроватью за пять лет парижской жизни. Она достала сигареты и спички, постучала сигареткой по пачке, как это она делала раньше с папиросой, зажгла спичку и задумалась. И это было мне знакомо до какой-то внутренней щекотки — зажечь спичку и забыть про нее. Она вздрогнула от ожога и бросила спичку в пепельницу, где тут же вспыхнул маленький пожар. «Пироманки обязаны выходить замуж за пожарников» — это был предел остроумия ее брата, офицера каких-то замысловатых войск.
( Читать дальше! )

Если Вы любите русский язык так, как люблю его я,
Если Вы упиваетесь изысканными многоуровневыми метафорами, как редким вином,
Если Вы цените истинную классическую русскую литературу в ее лучших проявлениях,
Прочтите книги Дмитрия Савицкого.

Если Вы очарованы Парижем,
Если мечтаете однажды посетить и вновь вернуться в этот романтический город,
Пролистайте «Дневник недели» на сайте Дмитрия Савицкого и погрузитесь в жизнь Парижа во всех ее оттенках, ароматах и звуках.

Если Вы любите джаз,
Послушайте передачу «49 минут джаза» на Радио «Свобода»
Тексты передач выложены на сайте SVOBODANEWS.RU, там же и подкаст и прямое прослушивание...
АРХИВ "49 минут джаза" прописан ЗДЕСЬ:
http://archive.svoboda.org/programs/jz/ или здесь: http://www.ds.sinyavin.ru

Если Вы все еще читаете этот пост, прочтите повесть «Вальс для К.», Вы не пожалеете.
Обращаюсь на правах друга,
ведь среди моих друзей нет людей случайных,
взятых «на вес», «в нагрузку»…
Мало кто знает, что одну из последних ролей в кино Олег Янковский сыграл в фильме «Райские птички», по повестям Дмитрия Савицкого «Ниоткуда с любовью» и «Вальс для К.».

Что читать у Савицкого?
Все. Больше скажу, познакомившись с его творчеством, хочется найти еще и еще что-нибудь и прочесть.
Увы, его издают мало. Не формат, уж куда ему до светских львиц нашего странного времени, когда все стало второго сорта.

http://dsavicky.narod.ru/

Данная цитата приводится с разрешения автора – замечательного русского писателя Дмитрия Савицкого. Оригинал Вы можете прочесть на его сайте:
http://dsavicky.narod.ru/
Заходите, побалуйте себя Великим и Могучим русским языком!
Дневник недели за 9 января 2005:
<Я не знаю, в какой момент это произошло, но все вдруг стало второго сорта. Фильмы стали второго сорта, книги, пьесы, про живопись я молчу. Погода стала сильно второго сорта. Овощи-фрукты. Отношения между людьми усреднились, из них что-то выдохнулось, исчезло и они стали тоже - второго сорта. Политика, международные коллоквиумы, симпозиумы, даже научные открытия все стали вдруг солидного второго сорта. Лишь землетрясения и некоторые, не все, теракты, все еще на порядок выше, почти первого сорта: Но выдающегося, ошеломляющего, фантастического - ничего не было. Сначала я подумал, что это возраст, что это и есть падение гормонального уровня, хроническое раздражение от чего угодно, грунтовые воды усталости, достигшие солнечного сплетения, грудной клетки, гортани и вот теперь - подступившие к серому веществу. Я позвонил Катрин. Она - лучший из всех мне известных сейсмографов. - Брось, - сказала она, это никакой ни возраст. Просто настало царство посредственности. Неизвестно лишь одно, каким оно будет: тысячелетним или мимолетным. Но всю жизнь перевели в МП3. Будь спокоен. Усреднение это технический подход к человеку-потребителю. Любовь в МП3? Представляешь? А СПИД ее в это МП3 и превратил. Что касается Баха и Моцарта они давно оцифрованы в МП3. Репродукция Босха или Пьеро дела Франческа - это что? Не МП3? Благодари телик за эту революцию посредственности, это его работа.., разжижение мозгов, триумф деления на пятьдесят миллионов. Берешь великую любовь делишь на пятьдесят миллионов идешь и стреляешься. Но не это самое страшное. Самое страшное в том, что эти, усредненные, ничего кроме жизни в формате МП3 и не хотят! Мой сын мечтал года три купить бретлинг. Накопил, я подбросила пшенички, купил. Ходил счастливый, аж тошно смотреть было. И что? На третий день врезал нечаянно по дверной ручке и стекло - вдребезги! Хваленое алмазное, не знаю, сверхзакаленное стекло знаменитых часов бретлинг - вдребезги! Так что и порши нынче и роллексы - тоже второго сорта: Я тебе скажу честно, даже дерьмо нынче второго сорта. Настоящее первосортное дерьмо в наши дни - поискать надо:.>